Онлайн книга «Долгое дело»
|
— Если насчет чего такого, то я об этом не знаю. — А если насчет чего другого? — Это как повернется. Петельников достал из кармана новенькую пачку редких сигарет, хрустко надорвал и протянул собеседнику. Тот вытащил сигаретинку осторожно, приглядываясь к заграничной картинке. Курить инспектор давно бросил, но тоже взял для беседы сигаретку. Они задымили, для начала помолчав, как и положено. — Семен Иваныч, отчего худели и дохли быки? — Меня уж к вашему брату приглашали. — И что вы ответили нашему брату? — Скотина бессловесная, и ее характер есть тайна, покрытая мраком. — А что ответите мне? — То ж самое. Закаблук отвернулся к окну теряя интерес к разговору. Инспектору показалось, что тот смотрит не в окно, а на свой овощной нос, на самый кончик, на самую большую пупырушку. — У вас тут ученая женщина была… — Которая с гордо поднятым видом? — Она. — Стояла у загонов, глядела на скотину… — Ну и что? — А скотина глядела на нее. — Ну и понравилась она вам? — Баба здоровая, видная. Телепятка… — Телепатка. — Я и говорю, телеляпка. — Телепатка, — опять зря поправил инспектор. — Пускай телетяпка. — Бычков-то она спасла? Вероятно, Закаблук ухмыльнулся, потому что по губам и щекам пробежал легкий тик и даже вроде бы задел нос. Он потянулся за второй сигаретой. Инспектор пододвинул пачку. — Спасла так спасла, — неожиданно кончил беседу Закаблук. Теперь нужна пауза. Петельников не знал, для чего она нужна, — ведь не бревна ворочали. Но передых был необходим, чтобы отделить что-то от чего-то. Инспектор затянулся, покашлял, осмотрел дежурку, пошевелил костяшки домино и поерзал на стуле. Закаблук курил молча, замыкая взгляд на кончике своего носа. Передых кончился. — Семен Иваныч, давно на комбинате? — Лет десять. Сперва работал убивцем. — Кем? — По-правильному — бойцом. Скот бил. А потом вот бригадиром у загонов… — От бригадирства-то освободили за падеж? — А я не шестерка. — Конечно, — согласился инспектор. — Стаж заработал, выпиваю по норме… Мой нос их не касаем. Он на сосульку не похож. — Ни грамма, — искренне подтвердил инспектор, потому что нос больше походил на гибрид огурца с баклажаном. — После газетного позору начальник придумал такой приказ: «Закаблука уволить вовсе». Профсоюз меня защитил. — А за что уволить-то? — Выпиваю, мол, в сене да курю… Петельников встал, создавая вторую паузу. Он прошелся по дежурке. Графин с водой, свежие газеты, неполитые цветы… На стенах висят правила по технике безопасности и картина неизвестного художника — коровы на лугу. Инспектор постоял разминая ноги ритмичным покачиванием тела. Засада… Кто сказал, что выжидают только в засадах? На допросе тоже выжидают. В засаде ждешь человека, на допросе — признания. Что-то Закаблук знал, поэтому и ухмыльнулся. — Семен Иваныч, давай откровенно, а? — Ты мне не сродственник. — Я тоже скажу откровенно, а? — Послушать могу… — Если откровенно, то тебя, Семен Иваныч, нужно гнать с комбината немедля к едрене бабушке. Закаблук изумленно повел носом. Его глазки, застеленные неведомой дымкой, прозрачно остекленели. — Это за чего же? Инспектор стремительно двинул к нему стул, прижавшись плечом к его плечу: — Сколько ты за десять лет съел государственных бычков? — Я не волк… — В виде вареного мяса и в форме копченой колбасы, а? — После еды к весам не хожу. — Наверное, стадо сжевал, а? Ешь казенных быков, работаешь десять лет бригадиром… И что? — А что? — Приходит посторонняя баба и спасает бычков от падежа. Не позор ли? Думаешь, начальник выхлопотал тебе выговорешник за пьянство? За то, что опозорил комбинат на всю страну. — Он самолично сказал? — Да об этом весь комбинат говорит! Что там комбинат… В министерстве колбасной промышленности шушукаются. Мол, Закаблук-то с этой бабой-то не вместе ли сработали… — На фиг такой график, — разозлился бывший бригадир. Лицо налилось кровью, но стало не красным, а каким-то сизым, припорошенным белым налетом. Нос вроде бы увеличился, ошалело раздуваясь от воздуха, который Закаблук втягивал бесконечно и не выдыхал, девая его неизвестно куда. — И что обидно, Семен Иваныч… Помогла бы она бычкам лекарством, уходом, какими-нибудь витаминами. А то ведь взглядом, как деревенская колдунья. — Ни хрена не взглядом! — окончательно рассвирепел Закаблук. — Глаза не вилы, в бок не колют. — А чем же? — тоже вроде бы распаляясь, крикнул инспектор. Теперь Закаблук придвинулся к нему плотней, наступая плечом и узким, прямо-таки бодливым лбом. Нос подъехал к лицу инспектора, как утка подплыла. — Примечаешь на физиономии отметину? На его скуле проглядывался уже пожелтевший овал. — Да, бывший синячок. — Бык угостил. — За что? — Корм ему задавал. Я чуть коньки не отбросил. А у меня в бригаде баб полно. Визжат на весь комбинат. — Что ж это за быки? — Привезли такой гурт. Злющие, с кольцами в носу. За ставку-то рисковать жизнью. Понимаешь ход моей обиды? Инспектор задумчиво вытащил сигаретку, позабыв, что он не курящий. Осталось задать последний вопрос, контрольный, чтобы проверить свою догадку: — Ну, и не кормили? — Рисковать-то своими потрохами… — Что потом? — Какие подохли, какие отощали. А когда пришла эта, телетюпка, бычков-то других пригнали, небодучих. Петельников таки закурил, уже не ради беседы — для себя. Вечером идти в бассейн — там выдохнет весь никотин. Неужели разозлился? Неужели из-за бычков? — Сколько подохло-то? — Не считал. — Семен Иваныч, а какой у вас тут самый дешевый продукт? — Студень из хрящей да хвостов. — Знаешь, чего я сейчас попрошу у директора? — Палочку копченой колбасы, — расцвел Закаблук. — Нет, я попрошу истолочь тебя на студень. |