Книга Последнее правило, страница 86 – Джоди Пиколт

— Я Эбби Легри, — представляется она.

Когда она пожимает мою руку, воротничок рубашки распахивается, и я вижу у нее на шее фрагмент кельтской татуировки.

Она проводит меня в свой уголок и жестом предлагает садиться.

— Что ж, — произносит она, — чем я могу вам помочь?

— Я хотела поговорить о том, чтобы перезаложить дом. Мне… видите ли… нужны наличные.

Я произношу эти слова и думаю, что сейчас она спросит меня: зачем? А ложь банку в подобных случаях карается законом.

— По сути, вам нужна кредитная линия, — отвечает Абигэйл. — Это означает, что вы будете расплачиваться с банком только за ту сумму, которую выбрали.

Что ж, звучит приемлемо.

— Давно вы живете в своем доме? — спрашивает она.

— Девятнадцать лет.

— Вам известно, какую сумму по закладной вы должны на текущий момент?

— Не совсем, — признаюсь я. — Но ссуду я брала в вашем банке.

— Давайте посмотрим, — говорит Абигэйл и просит меня четко произнести фамилию, чтобы найти в банковской базе данных. — Ваш дом оценен в триста тысяч долларов, первую ссуду вы получили на двести двадцать тысяч. Правильно?

Я не помню. Единственное, что я помню, — это как мы с Генри весь вечер бродили босиком по дому, который теперь принадлежал нам, и звуки наших шагов эхом по деревянному полу.

— Обычная практика следующая: банк дает ссуду под залог недвижимости примерно в восемьдесят процентов от ее стоимости. В вашем случае это двести сорок тысяч долларов. Если вычесть сумму первого займа, то… — она поднимает взгляд от калькулятора, — речь идет о кредитной линии в двадцать тысяч долларов.

Я недоуменно смотрю на нее.

— И это все?

— На сегодняшнем рынке важно, чтобы клиент имел закрепленные законом права на недвижимость. Меньше вероятность невыполнения обязательств по погашению ссуды, — улыбается она. — Давайте заполним необходимые бумаги? Начнем с вашего места работы.

По статистике, насколько я читала, поручительства проверяются только в половине случаев, но банки принадлежат именно к этой половине. Как только они позвонят Тане и узнают, что я уволилась, то зададут вопрос, как я намерена расплачиваться по первой закладной, не говоря уже о второй. Сказать, что я вот-вот найду работу? Не поможет. Я уже давно работаю внештатным редактором и понимаю, что для таких организаций, как банк, равно как и для будущих работодателей, понятие «самозанятый» толкуется как «практически безработный, но сводящий концы с концами».

— Временно безработная, — негромко произношу я.

Абигэйл откидывается на спинку стула.

— Понятно, — говорит она. — У вас имеются другие источники дохода? Арендная плата? Дивиденды?

— Алименты на детей, — выдавливаю я.

— Буду с вами предельно откровенна, — говорит она. — Без дополнительных источников дохода получить ссуду маловероятно.

Я даже глаз не могу на нее поднять.

— Мне очень, очень нужны деньги.

— Есть другие источники для получения кредита, — поясняет Абигэйл. — Ссуда под залог автомобиля, краткосрочные кредиты, кредитные карточки… но в будущем вас убьют проценты. Лучше занять у кого-то из близких. У вас есть родственники, которые могли бы помочь?

Мои родители умерли, и помочь я пытаюсь именно своему родственнику. Именно я — всегда я! — забочусь о Джейкобе, когда жизнь рушится.

— К сожалению, ничем не могу помочь, — извиняется Абигэйл. — Может быть, когда найдете новую работу…

Я бормочу слова благодарности и выхожу из ее уголка, даже не дослушав. На стоянке я минуту просто сижу в машине. Пар изо рта клубится, словно облачка с моими невысказанными Абигэйл Легри тревогами.

— К сожалению, ничем не могу вам помочь, — повторяю я вслух.

Хотя это и нечестно по отношению к Джейкобу и Оливеру, но я не еду домой. Проезжаю мимо начальной школы. Я давно тут не была — в конце концов, мои сыновья уже выросли. Зимой здесь заливают перед входом каток и дети катаются на коньках. На каникулах девочки кружатся на льду, а мальчики гоняют по катку шайбу.

Я останавливаюсь напротив катка и наблюдаю. Дети, играющие на льду, — совсем крошки, я бы сказала первый-второй класс. Неужели и Джейкоб был таким маленьким? Когда он ходил в младшую школу, нянечка привела его на каток, взяв пару коньков напрокат, и заставила Джейкоба толкать два ящика из-под молока. Именно так большинство детей училось кататься на коньках: они быстро осваивали метод треноги, где хоккейная клюшка играет для равновесия роль третьей ноги, а потом чувствовали себя достаточно уверенно и скользили по льду уже без всякой поддержки. Но Джейкоб так и не перерос стадию «молочных ящиков». На коньках — как и во многих физических упражнениях — он словно корова на льду. Помню, я, придя посмотреть на него, увидела, как у него подвернулась нога и он упал. «Если бы не было так скользко, я бы не падал», — сказал он мне, раскрасневшийся и запыхавшийся после перемены, как будто наличие виновного в корне меняло дело.

Меня пугает неожиданный стук в окно. Я открываю окно и вижу полицейского.

— Мадам, я могу вам чем-нибудь помочь? — спрашивает он.

— Я просто… у меня что-то в глаз попало, — говорю я неправду.

— Если уже все в порядке, вынужден попросить вас отъехать. Здесь автобусная остановка, стоянка запрещена.

Я еще раз бросаю взгляд на детей на катке. Они похожи на соударяющиеся молекулы.

— Да, — негромко повторяю я, — запрещена.

Когда я возвращаюсь домой и открываю дверь, то слышу, как бьют по чему-то мягкому. «У-у… Ай! Ой!» А потом, к своему ужасу, — смех Джейкоба.

— Джейкоб! — окликаю я. Тишина.

Не снимая пальто, я бросаюсь на звук борьбы.

В гостиной, перед телевизором стоит Джейкоб, живой и здоровый, и держит предмет, похожий на белый пульт дистанционного управления. Рядом с ним Оливер с таким же пультом в руках. Тео развалился за их спиной на диване.

— Уже тошнит от вас, — говорит он. — От вас обоих.

— Что тут происходит?

Я вхожу в комнату, но их взгляды прикованы к телевизору. На экране боксируют два рисованных объемных персонажа. Я вижу, как Джейкоб делает что-то со своим пультом, и персонаж на экране ударом правой сбивает противника с ног.

— Привет! — восклицает Джейкоб. — Я послал вас в нокаут.

— Нет еще, — отвечает Оливер, размахивается и нечаянно цепляет меня.

— Ой! — вскрикиваю я, потирая ушибленное плечо.

— Боже мой, извините! — Оливер опускает свой пульт. — Я вас не заметил.

— Я так и поняла.

— Мама, — говорит Джейкоб, и такой радости на лице у сына я не видела уже много недель, — это так круто! Можно играть в гольф, в теннис, в боу…