Книга Я сбилась с пути, страница 24 – Гейл Форман

– Извините, – с улыбкой произносит Фрейя, точно пытается использовать стратегию «убей их своей добротой». Не срабатывает. – Я бы хотела сыр гриль на ржаном хлебе и с помидорами. – Она облизывает губы. – Только американский сыр. Он должен быть американским.

– Салат или картофель фри? – спрашивает официант.

Фрейя задумывается.

– К черту, – решает она. – Фри. С хрустящей корочкой.

– С хрустящей корочкой? – переспрашивает официант.

– Да, ее дважды опускают во фритюрницу. – Похоже, официант в ужасе. – И мед.

– Мед?

– Для фри.

Официант приходит в еще больший ужас.

А Фрейя улыбается.

Харун смотрит на Натаниэля, худого Натаниэля, и чувствует его голод, как свой собственный, хотя у самого аппетит пропал, когда Джеймс сказал ему убираться из его жизни. Понимая, что рискует, он зовет официанта обратно. Судя по выражению его лица, одна их тарелок будет приправлена плевком.

– Я возьму то же, что и она, – говорит Харун.

– Вы хотите то же, что и она? – Официант не верит своим ушам, будто знает, что Харуну не нравятся сэндвичи с жареным сыром.

– Именно. Фри с хрустящей корочкой.

– Мед тоже будете?

– Конечно, – отвечает Харун. Смотрит на Натаниэля и вспоминает Амми, которая повторяла за коренными жителями. – Может, возьмем сразу на троих?

На лице Натаниэля отражаются облегчение и благодарность, и Харун не понимает, почему ему вдруг становится так стыдно.

* * *

Когда приносят еду, Натаниэля настигает аппетит. Его последняя трапеза – шесть пакетиков крендельков, украденных из тележки стюардессы и спешно съеденных в крошечном туалете.

Его захлестывает вкус еды. Расплавленный сыр, семена тмина, которые взрываются между его зубами, восхитительная сладость меда с картофелем фри, которые Фрея уговорила их с Харуном попробовать, поднеся соломинку так близко ко рту Натаниэля, что удивительно, как он не откусил ей палец.

И только подняв голову и заметив, как одинаково странно на него смотрят Фрейя и Харун, он понимает, что сделал что-то не так, показал свою дикую сторону («Не рассказывай маме»). Он опускает взгляд на пустую тарелку. Там съедено все: сэндвич, картошка, соленые огурцы, даже увядший латук, который использовался для украшения. В то время как Фрейя с Харуном даже и половины сэндвичей не осилили.

Он в ужасе. Давно не выходил в люди. Совсем одичал.

«Остались только мы, приятель».

Харун молча берет половину своего сэндвича и кладет на тарелку Натаниэля. Фрейя повторяет за ним.

Парень протестует, но они его переубеждают.

– Я не голоден, – заявляет Харун.

– Я тоже, – признается Фрейя.

Натаниэль смотрит на чудесным образом пополнившуюся тарелку.

– Если вы не голодны, тогда зачем все это заказали? – спрашивает он.

Фрейя и Харун переглядываются.

Затем смотрят на него.

– Потому что ты голоден, – отвечают они.

* * *

Извинившись, Натаниэль удаляется в туалет.

Там, в кабинке, которая по размеру не превосходит туалет в самолете, где он в последний раз ел, он пощипывает себя за переносицу, чтобы не расплакаться.

Затем достает телефон и звонит папе.

* * *

Вернувшись, он замечает, что что-то изменилось.

Их стол окружен девчонками. Но вот сильнее всего изменилась Фрейя. Он не знает, как это объяснить, только она выглядит иначе. Он неуверенно подходит ближе и слышит визжание девчонок – точно так кричали в его школе, когда он отправлял мяч на левую сторону поля, будучи как минимум наполовину человеком.

– Божечки, это ты! – визжит одна из девочек. – Я же вам говорила! Я говорила, что это она! – твердит она подруге.

– Я знаю. Но что бы Фрейя делала в нашем кафе?

– Можно автограф? – спрашивает третья, размахивая ручкой.

– Конечно, – отвечает Фрейя.

Появляется листок бумаги.

– Можно один для Вайолет. Один для Маккензи, через «а», с двумя «к». И один для Джии. Это я.

– Ее настоящее имя – Джина.

– Заткнись! – Джиа/Джина поворачивается к Фрейе. – Джиа – мое сценическое имя.

Фрейя кивает.

– А Фрейя – это псевдоним? – спрашивает Джиа.

– Нет, – отвечает она.

– Тебе повезло с именем. – Фрейя натянуто улыбается и отдает листок. – Я поставлю это в рамочку, – сообщает Джиа.

– Спрячь в надежное место, – советует Маккензи. – Он будет стоить кучу денег, когда она станет звездой.

После этих слов Фрейя хмурится.

– Я не говорю, что продам твой автограф, – быстро исправляется Маккензи.

Когда с автографами покончено, девочки просят сделать селфи. Фрейе приходится выйти из кабинки, чтобы спозировать с ними. И Натаниэль, воспользовавшись этим, садится рядом с Харуном.

– Что происходит? – спрашивает он.

– Это фанатки.

– Чьи?

– Фрейи.

Натаниэль тоже фанат Фрейи. Он стал им несколько часов назад, но все равно не понимает, кто эти девчонки.

– Ты не слышал о Фрейе? – удивляется Харун.

Натаниэль качает головой.

И Харун показывает ему видео. На крошечном экране, но каким-то образом куда большем, чем его жизнь, он видит Фрейю.

– Это старенькая, – комментирует Харун. – Любимая песня Джейм… – Он резко замолкает. – Моя любимая.

Натаниэль смотрит на телефон Харуна, затем на Фрейю и снова на девушку на экране.

– Это она? – спрашивает он.

– Понимаю. И это она упала на тебя.

Но он не это имеет в виду. Он не представляет, как сопоставить человека на экране с человеком в парке, который шептал его имя, который знал о нем.

По словам Харуна, Фрейя – какая-то певица, известная и любимая. Он почти ничего не слышит, потому что сосредоточен на человеке на экране. Как она может быть тем же человеком, с которым он провел этот день? И почему песня кажется знакомой? Где он мог ее слышать?

Фрейя на экране, как будто ощутив его неверие, перестает играть на пианино и поворачивается к камере. Отбивая ритм по скамейке и напевая без аккомпанемента, она снова становится той Фрейей, которую знает Натаниэль. Этот теплый хриплый голос напоминает тот, каким она шептала на ухо Натаниэлю. И она поет:

Все вокруг него затихает, и Натаниэль на секунду возвращается в лес, становится слепым, а когда вновь оказывает в кафе, он уверен, что эта песня была написана для него. Но это явно не так. Он тогда не знал Фрейю, да и зачем ей – или кому-то еще – посвящать ему песню? Но на одну мимолетную секунду он уверен в этом, как никогда в жизни.