Книга Разящий клинок, страница 180 – Майлз Кэмерон

– Смотрите, как бы и королю не понадобилось, – буркнула Диота.

– Няня! Ты… что?.. – задохнулась та.

Диота поспешно ее обняла.

– Я не сомневаюсь в отцовстве, если вы об этом, и только советую – скажите ему.

И вот за несколько дней до Рождества, когда они разделили круговую чашу и он поцеловал ее под омелами, она подвела его к их ложу – настоящему уютному замку из гобеленов и грелок.

Король быстро выполнил привычные действия, а она рассмеялась ему в бороду, охладила его жажду финала и, наконец, положила его руку себе на живот.

– Прислушайся, милый. Там что-то шевелится.

– Обед? – хохотнул он утробно.

– Ребенок, – сказала она.

Рука напряглась.

– Ты… уверена?

Она рассмеялась.

– Такое и доярка поймет, а я знаю чуть больше. Это мальчик. Он родится в июне.

Король молча сопел в темноте.

– Милый, скажи хоть что-нибудь.

– Я не способен зачать ребенка, – ответил он мрачно и откатился от нее.

Она придержала его за бедро.

– Да можешь! И зачал.

– Я не дурак, мадам, – отрезал он.

– Милорд, двор отсутствует. Я не ложилась ни с кем, кроме вас.

– Ой ли? – спросил он.

– Ты мне не веришь? – Ей показалось, что основы ее бытия и любви тают, как воск.

Он сел.

– Нам не следует это обсуждать. Не сейчас, – проговорил он осторожно.

Она уселась рядом. Нащупала свечу и вполне сознательно изогнулась так, что провела по нему грудями. Она зажгла свечу и поставила в маленький подсвечник, чтобы видеть его глаза.

Он был похож на раненого зверя.

На глаза навернулись слезы, но она переборола себя, подумав, что у нее есть всего один шанс убедить его в том, что у них будет дитя, – потом он отгородится и станет суровым, неприкосновенным королем.

– Милый, посмотри на мое пузико. Это я. Я никогда не легла бы с другим – и не понесла, если бы не захотела. – Она придвинулась ближе. – Подумай, кто я такая. Что я такое.

– Но я не способен к зачатию. Я проклят! – Последнее слово сопровождалось всхлипом.

Она положила руку ему на грудь, и он не возразил.

– Любимый, во мне есть сила. Такой меня создал Бог. И я думаю… мне удалось преодолеть твое проклятие. – Она улыбнулась. – С Божьей и послушницы помощью.

– Только не мое проклятье! – простонал он.

– А чье же тогда?

Он помотал головой и отвел взгляд.

– Муж мой, когда belle soeur ^[38] приложила к нам волю… и сделала нас одним целым… – Она помедлила, вспоминая тот миг и пытаясь вновь ощутить тогдашнюю радость. Облегчение. Она поцеловала его. – Она разрушила – или пошатнула – чары. Я это чувствую.

Король положил голову ей на грудь.

– Хоть бы ты оказалась права, – проговорил он.

Он заснул, а она осталась лежать без сна, гладя его по груди и разыскивая рваные края проклятия, но разрыв произошел слишком давно, и ей удавалось нашарить лишь кромку раны, которую проклятие оставило в мире.

Потом он проснулся, и они занялись любовью.

А когда она проснулась подле него, Рождество стало на день ближе, и ей подумалось, что все, быть может, поправимо.

В сотне комнат от них сэр де Рохан уложил на кровать леди Эммоту, и та вздохнула.

– Это грех, – сказала она и оттолкнула его. – Разве нельзя обойтись поцелуями?

– Какой же тут грех, если влюбленные суть единая душа? – Он провел языком по ее полуобнаженной груди, а она вцепилась в его плечи, которые бугрились мускулами – тогда он тоже скользнул в постель и устроился рядом: теплый, надежный, благоухающий корицей и гвоздикой.

Она поцеловала его и вдохнула аромат. И не помешала распустить руки.

Это было прекрасно – а потом перестало.

Он раздвинул ей ноги коленом, и это уже показалось лишним. Она оттолкнула его – с силой.

– Растопырься, шкура, – сказал он. – Тебе же хочется.

Толчком он уложил ее навзничь. Она укусила его, он – ударил.

Она попыталась дать отпор.

Потом закричала.

Он рассмеялся:

– А ты думала, зачем ты здесь?

Она отвернулась, чтобы выплакаться в подушку, хранившую его запах, и он отвесил ей шлепка. Тогда она натянула на себя простыни, и он их сорвал.

– Я с тобой еще не закончил, крошка.

– Ты! – выдавила она. – Ты… лживый…

– Трахнуть шлюху не преступление, – сказал он.

Она поперхнулась.

– Что госпожа, что служанка, – продолжил де Рохан. – Не волнуйся, моя маленькая путана. Когда двор узнает, что натворила твоя хозяйка, никто и не заметит, что ты угодила в опалу. Да и тело у тебя такое, что обречено удовлетворять мужчин.

Он заворковал над нею, вновь перейдя на любовную лексику. Ненадолго.

Н’ГАРА – МОГАН И БИЛЛ РЕДМИД

Лес замело снегом, и было кое-что еще – нечто, маячившее на самой границе восприятия Редмида, слишком проворное, чтобы увидеть, слишком мелкое или слишком тихое.

Моган бежала, оставляя ножищами огромные треугольные ямы в снегу. Олень несся легко, время от времени зависая над снежным покровом. Порой они останавливались, и Редмид, взявшись за амулет, рассматривал огонь в его глубине. Они следовали за искрой – на северо-восток.

Когда совсем стемнело, они пересекли цепочку следов, отчетливо видных в лунном свете, – следов человека с ручными санками. Редмид почесал в бороде.

– Это Нэд Тайлер, – сказал он. – Я узнаю его след.

Моган с сомнением покачала внушительной головой.

– Я плохо соображаю на таком холоде, человек. Этот другой чем-то важен?

– Понятия не имею, – признался Редмид, но, сверившись с амулетом, обнаружил, что следы Тайлера косо отходят от прямого пути к Тапио.

Они продолжили бег.

Когда нашли Тапио, Редмид определил по высоте стояния луны, что наступила полночь. Тело висело на дереве, нанизанное на сломанный сук, по стволу старого дуба стекала кровь.

– Господи Иисусе, – произнес Редмид.

– Вес-с-сьма вероятно, – прошептал Тапио, – я с-с-снова обязан тебе жизнью, человек.

Моган встряхнула головой.

– Что будем делать? – спросила она. – Силы мне подвластны, но как снять его с дерева?