Книга Три короны, страница 18 – Виктория Холт

– И ты подпишешь этот договор?

– Сначала хорошенько его обдумаю.

– Ты должен встать на путь истины, Карл… ты нуждаешься в наставлениях Всевышнего.

– А еще больше – в деньгах, – усмехнулся Карл.

Уже давно Карл и Яков не были так близки, как сейчас. План, вынашиваемый королем, сделал их единомышленниками – но, пожалуй, еще теснее братьев сплотила общность религиозных симпатий.

Яков смирился с легкомысленностью Карла, а тот перестал обращать внимание на излишнюю сентиментальность Якова. Оба задались одной целью: вернуть в Англию католицизм и – хотя тут Яков не совсем разделял оптимизма своего брата – не довести дело до новых скитаний по Европе.

В конце апреля они вместе поехали на охоту в Нью-Форест. Там-то их и разыскал гонец из Франции.

По его лицу было видно, что он привез плохие известия; прочитав послание, братья замерли, как громом пораженные.

Умерла Мария-Генриетта, их мать.

Оба хорошо помнили ее – энергичную и непоседливую, многими винимую в безвременной кончине Карла Первого. Яков не мог забыть ее яростных протестов против его брака, скандальных отказов принимать Анну у себя в доме и неукротимого желания разрушить их семейную жизнь. И все-таки она была его матерью, а кроме того – женщиной, на чью долю выпало слишком много страданий.

Карл подумал о том, какой она была в дни его детства – строгой и властной «мам», желавшей повелевать каждым шагом своих детей. Он не относился к числу ее любимчиков, и после Реставрации она пыталась через него править Англией. Они во многом не походили друг на друга; но она была его матерью. Он почему-то вспомнил Генриетту – свою маленькую Минетту, – та считалась любимой дочерью королевы. Бедняжка, как она, должно быть, убивается! Страдания сестры сейчас удручали его не меньше, чем потеря матери.

Братья вернулись в Хемптон, и двор погрузился в глубокий траур.

Траур был объявлен и в Ричмонде, где герцогиня проводила время с дочерьми и сыном.

Через несколько дней Карл навестил их. Он рассказал Марии множество историй о своем детстве: в частности, о том, как ее бабушка была вынуждена покинуть Англию и как тетя Генриетта, которая скоро прибудет на остров, сбежала во Францию вместе с гувернанткой леди Далкейт, переодевшейся в платье служанки и называвшей ее Питером, а не Генриеттой – чтобы в случае опасности сослаться на неразвитую речь маленькой девочки, продолжавшей называть себя принцессой.

Мария никогда не уставала слушать рассказы о приключениях династии Стюартов; ей казалось, что ни одной другой семье еще не доводилось переживать такие волнующие и незабываемые события.

Она радовалась приезду дяди Карла. Встречи с ним всегда сулили что-нибудь веселое и занимательное, даже если были вызваны таким печальным событием, как траур по усопшей королеве.

Герцогине льстил интерес Карла к ее старшей дочери. Король любил детей Якова, а тот и вовсе души в них не чаял. Под опекой таких могущественных людей дети не пропадут, думала она.

В этот вечер, укладываясь спать, Анна произнесла вслух:

– Я чувствую смерть, она уже рядом.

Она оказалась права. В начале мая Карл выехал в Дувр, где встретился с Генриеттой. Там же он подписал секретный договор, обязывавший его поддержать Францию в войне с Голландией и публично объявить о переходе в римскую веру. В этом документе был один пункт, повлиявший на решение Карла поставить на нем свою подпись, – он мог по своему усмотрению выбрать дату официальной декларации об обращении в католичество. Такое положение дел вполне устраивало Карла, ибо кто же взял бы на себя смелость сказать, что наиболее удобное время для выполнения договора наступит тогда-то или тогда-то? Очень могло статься, что оно и вовсе никогда не настанет.

А Луи между тем продолжал бы исправно выплачивать оговоренные суммы.

Карлу хотелось бы подольше побыть со своей сестрой; однако Филипп, ее ревнивый супруг, не позволил ей задерживаться в Англии – пусть даже этот визит преследовал цели его брата, короля Луи Четырнадцатого.

Таким образом, Карлу пришлось довольствоваться лишь несколькими беглыми взглядами на свою обожаемую сестру: тем более, что при всем его нежелании расставаться с ней, глаза Карла сами собой следовали за одной из ее хорошеньких фрейлин – пожалуй, самой хорошенькой из них. Как ему удалось выяснить, эту девушку звали Луиза де Керуаль, и она была родом из Бретани; он попросил сестру оставить ее в Англии, но Генриетта сказала, что это невозможно, поскольку она несет ответственность перед ее родителями.

Тем не менее, переглянувшись с фрейлиной, он понял, что она придет к нему по первому зову – если не раньше.

Генриетта уехала, торжествуя победу. С подписью, ради которой приплыла в Англию, и с желанием поскорей вернуться к французскому королю, своему любовнику, и к Филиппу, ненавистному супругу. Ей было немного грустно расставаться с братом, ведь Карла она тоже любила, но при этом знала, что в интересах Луи заставила его совершить опрометчивый поступок.

В последние минуты их встречи Карл был беззаботен, даже весел – решил, что не будет переживать из-за разлуки. Теперь ему предстояло регулярно получать деньги от Луи и по мере возможности стараться выполнить свою часть заключенной сделки – как говорилось в документе, «в удобное для него время».

Его замысел был, прямо сказать, неплох – добиться финансовой поддержки от короля Франции, а взамен дать всего лишь туманные обещания. Единственный риск состоял в том, что об этом обещании могли узнать подданные. Впрочем, он полагал, что сумеет уладить неприятности, если таковые возникнут.

Так Генриетта вернулась во Францию – и почти сразу же пришло известие о ее смерти. Судя по слухам – от яда, подмешанного в кубок с цикориевым настоем.

Услышав эту новость, Карл заперся в своих покоях и несколько дней не выходил из них. Двор, искренне соболезновавший его горю, погрузился в глубокую меланхолию.

Когда о случившемся узнали в Ричмонде, герцогиня Йоркская пробормотала:

– Ну, вот и еще одна смерть в этой семье. Воистину, смерть близка.

Герцог и герцогиня читали почту, привезенную в Ричмонд – теперь они проводили здесь большую часть времени. Герцогиня уже не скрывала своей болезни и порой целыми сутками не вставала с постели. Когда боль становилась невыносимой, она принимала успокоительное, содержащее опиум, и, с полчаса помучавшись, засыпала. Однако она знала, что дни ее сочтены, а потому мыслями пребывала скорее в будущей жизни, нежели в этой. Сейчас герцогиня читала письмо отца – несчастного старика-изгнанника, которому месяц назад сообщила о своем обращении в католичество.

Граф Кларендонский переживал тяжелые времена. Она знала, что ему казалось, будто все его беды происходят из-за ее брака с герцогом Йоркским, и понимала, насколько тот заблуждался. Карлу надоело мириться с его назойливыми поучениями и неуемным желанием наставить своего покровителя на путь истинный, вот и все; а кроме того, королю просто хотелось иметь дело с более молодыми советниками – такими, как герцог Бекингемский, во многом напоминавший самого Карла.