Онлайн книга «Сестры зимнего леса»
|
– Лайе нехорошо. А ещё… ещё она сказала, что, вернувшись, обнаружила в хате медведя. – Медведя? Либа, вы должны перебраться к нам. Плевать, что скажут люди. Не желаю, чтобы ты дольше оставалась здесь. Это саканас нефашос [44], вам грозит смертельная опасность! – Он смотрит на Лайю, пребывающую в некоем полусне-полубреду. – И давно с ней такое? – С тех пор, как я вернулась. Мы были в городе. Потом я пошла повидаться с тобой. В условленном месте Лайю не нашла и отправилась поискать её… на базар. Довид, люди говорят там ужасные вещи, я ушам своим не поверила. Они думают, будто в смерти Жени виноваты евреи, а всё из-за того, что тело обнаружили в саду у Фельдманов. Кахал обязан что-то предпринять! Потом я побежала домой. Лайя сидела в кресле и вдруг начала раскачиваться туда-сюда. Сказала, что убежала от медведя и сидела на дереве, пока тот не убрался. Вернулась в дом, заперлась и с тех пор вся дрожит. – Она ела что-нибудь? – Довид подходит к кровати. – Я пыталась напоить её чаем, предлагала бабку, орехи… – И фрукты? Наши глаза встречаются. – Кахал отменил вечернее собрание. Они намереваются удвоить отряды, объединиться с городскими приставами и нееврейскими мужчинами. Я иду с ними, записался на два дежурства. Мы докопаемся до сути, Либа, отыщем того медведя, и в лесу вновь станет безопасно. Я буду поблизости, загляну к вам, как только смогу, однако мне нужно срочно рассказать о случившемся остальным. Если хочешь, давай сейчас отведём Лайю к доктору. – Она сказала нечто странное о Жене. – Да? И что же? – Что её никогда не найдут. Я ей объяснила, что полиция уже нашла тело. Может быть, Лайе что-то известно, но сколько я ни расспрашивала, она больше ничего не говорит. – Что же она может знать? – Понятия не имею, Довид, – хмуро отвечаю я. – Попросить маму прийти к вам? Могу привести её прямо сейчас. Мне не нравится, что вы тут совсем одни. – Не стоит. Мы справимся. Он скептически приподнимает брови. – Брось, Довид. Повторяю, мы справимся. Ну, простудилась немножко, с кем не бывает? – А в дом немножко забрался медведь, обычное дело, правда? – Ума не приложу, что делать. – Наверное, мне надо побеседовать с отцом. Вдруг Лайя видела что-нибудь важное? – Если она мне ничего не сказала, то ему и подавно не скажет. – Значит, попрошу маму. Ей Лайя может довериться. – Думаешь? – Тебя заботит твоя сестра, а меня – ты. Тебе тоже требуется помощь. Ладно, запри дверь на засов и попытайся выяснить, что известно Лайе, договорились? Хотя лучше бы вам обеим перебраться к нам. – Не уверена. Спасибо, Довид. – Как же мне всё это не нравится, очень не нравится. – Понимаю. – Я скоро вернусь, – говорит он и выбегает из дому. Мне становится стыдно. Довид не знает, кто я. А я – такой же зверь, как бродит в лесу. Проходит несколько секунд. Кидаюсь к двери, собираясь крикнуть, что передумала, что не надо беспокоить госпожу Майзельс и приводить её сюда. Что я и сама медведица, мне ли бояться медведей? Но горло перехватывает от морозного воздуха. Оглядываюсь на сестру. Не поможет ли ей горячая ванна? Беру ведро и иду на реку. Мне действительно некого бояться, ведь я – медведица. Если повторять себе это почаще, можно и привыкнуть. Иду через сад к Днестру. Деревья стоят голые, но ведь рано или поздно они зацветут. Словно наяву вижу набухшие почки и молодые побеги, тянущиеся к солнышку. Потом ветви согнутся под тяжестью налитых яблок и груш, и сад станет прекраснейшим местом на земле. Волшебным. Думаю о фруктах, которые якобы видела Лайя по пути в город. Разумеется, она их вообразила. Может быть, и насчёт Жени тоже только её фантазии? Прежде лес никогда нас не предавал. Ополаскиваю руки и наполняю ведро. В проруби мелькает серебристая тень. Не успев сообразить, что делаю, сую руку в ледяную воду и хватаю рыбёшку. Никогда такого не проделывала, однако движение вышло совершенно естественным, будто я рыбачила подобным манером всю жизнь. Вытащив руку из воды, вижу, что рыбка зажата в пяти длинных уродливых когтях. Взвизгиваю, роняю её и припускаю обратно к дому, прижав руку к груди. Подбежав, вижу, что дверь распахнута. Внутри – пустая кровать. Лайя ушла. 48
Лайя Сестра выходит, прихватив ведро. Вот и прекрасно. Значит, она не сразу заметит мой уход. Сама ж я здесь и словно бы не здесь. Встаю, дверь открываю, покидаю хату и в лес бегу. А вот и старый дуб. Густые сосны, расступясь, ведут меня к поляне уже знакомой. Их иголки волнующе покалывают кожу. Там, впереди, я вижу сад и фрукты спелые, все в капельках росы. Я чувствую биение в земле, пульсирует древесный сок, им заменяя кровь, питая фрукты, едва не лопающиеся от его избытка. Прижимаю ладонь к стволу. Хочу я кожей ощутить земное сердце. Прошу я соком вволю напоить меня. Зелёный виноградный усик моё запястье обвивает. В испуге отдёргиваю руку и оборачиваюсь. Фёдор! Он ждёт меня! Кидаюсь к нему на шею. «Моя сестра наговорила всяких ужасных слов. Сказала, убили Женю, но ведь я же видела её вчера у вас». — «Да, временами сёстры нас предают. Пойдём со мною, птаха». — «Куда?» Он улыбается: «Устроим пир в лесу». — «Пир? Я только рада буду». Фёдор меня целует в лоб. «Ведь ты не хочешь остаток дней здесь провести? Сегодня мы покидаем Дубоссары, и ты уходишь с нами. Ах, что за жизнь нас ждёт! Всегда – в дороге, не связаны ничем, никем… Свобода!» — «Звучит заманчиво». Идём с ним в лес, сворачиваем на поляну. Там – скатерть, на которой уже расставлены подносы золотые с фруктами и кубки, полные вина. «Присаживайся, птаха». — «Всё это мне?» – «Конечно. Весь мир принадлежит тебе». От солнца яркого я жмурюсь, потом вдруг слышу птичий клёкот. Широкое крыло на миг затмило небо. Я опускаю взгляд. Исчезла скатерть, есть лишь земля. На ней лежит гнилое яблоко да кружка плесневелая стоит. Вновь обращаюсь к небу, но лебедь улетел, и всё вернулось, став таким, как прежде. Рядом – Фёдор. Целует меня в шею, обнимает, к губам подносит деревянный кубок. Отпиваю и, как кошка, жмурюсь от удовольствия, как будто оживая. Грех? Грех так грех, мои хмельные губы встречаются с губами Фёдора. Впиваюсь в его я рот, пью, не могу напиться. «Ещё, ещё!» – «Похоже, — он смеётся, — твоё это любимое словцо». — «Лишь потому, что рядом ты, и только». Мой голос – хрипл, а тело как в огне. Тянусь за новым сладким поцелуем. Но Фёдор прижимает палец к моим губам. «Помедли, птаха. Позволь, тебя я покормлю сначала. Будь нынче ты царевною моей». Я, как птенец, приоткрываю рот, а Фёдор кладёт в него кусочек абрикоса. «Он приторно-пьянящий, точь-в-точь как ты». Потёк по подбородку сок. Его слизнув, дружок меня целует. «Абрикосы люблю всего я больше», — шепчу меж поцелуями ему. Беру ещё кусочек, облизываю пальцы. Фёдор тоже мне руки лижет красным языком. Приходит очередь всё новых фруктов. Мои ладони мокры от сока их и липнут, липнут, липнут… 49
Либа Взбираюсь по лестнице на чердак проверить, не лежит ли Лайя в постели, отбрасываю одеяла. Возвращаюсь на улицу, три раза обегаю хату, даже успеваю метнуться к ручью. Сестры нигде нет. Куда же она подевалась? Меня охватывает смятение. В таком состоянии Лайя не могла ни уйти, ни убежать, ни даже улететь… |