Книга Род, страница 32 – Снорри Кристьянссон

– Убийца Карла признается, и мы обсудим цену крови, которую он заплатит Агле и Гите, – сказал Уннтор.

– А если никто не признается? – спросил Бьёрн.

Уннтор посмотрел на каждого из них по очереди.

– Я найду тебя, – сказал он, – и когда я это сделаю, цена крови будет куда выше.

Все молчали, и Хельгу пробила дрожь, несмотря на солнце.

– Яки, – неожиданно резко сказала Хильдигуннюр. – Найди этим людям работу. Где угодно. Сейчас же. Хельга… – она без лишних слов подтолкнула дочь в сторону дома.

После этого Хильдигуннюр одной рукой обняла Аглу, другой Гиту, и повела их к реке, по пути шепча что-то на ухо Агле, словно утешая пугливую кобылу.

– Принести хвороста, выкорчевать корни, нарубить дров, – перечислил задания Яки. – За работу. После полудня будем рыть.

Позволив ногам самим нести ее, Хельга двинулась к дому. Двери его выглядели совсем не так приветливо, как еще вчера.

Запах крови успел расползтись по дому и лез в ноздри. Она не очень торопилась подойти к трупу, а наоборот, решила пройти мимо его постели и мимо кроватей, на которых спали Аслак со своей семьей. Она заметила два маленьких одеяла для детей и два побольше для взрослых. Судя по вмятинам, младший сын Уннтора спал не очень близко к своей жене.

Кровать Йорунн и Сигмара была почти не потревожена с одной стороны и хорошенько примята с другой. Несмотря на внешнюю жесткость, они явно наслаждались обществом друг друга. Хельга вспомнила об Эйнаре, и сердце ее сжалось. Ужасно, наверное, когда ты кого-то хочешь и знаешь, что у нее есть кто-то более близкий, а ночью они ближе всего.

А потом, прежде чем Хельга нашла себе еще какое-то занятие, ее нос подсказал ей, что она стоит перед постелью Карла.

Она спала точно в такой же постели, сколько себя помнила. По сути, это был просто длинный ящик с высокими бортами, хорошо ошкуренный, наполненный соломой, накрытой плотным тканым покрывалом. Карл смотрелся на ней до странности неуместно, бледный, окоченевший и словно усохший. Клокотавшая в нем ярость улетучилась, как теплый воздух. Дома у него, должно быть, была кровать побольше, чтобы ее могла разделить Агла. Хельга невольно представила себе, каково это, почувствовала, как сжался ее желудок, и поспешила взглянуть поближе на голову и шею Карла.

Множество отметин и шрамов, но ничего свежего. Карлу явно не раз в жизни доставалось по голове, но на мертвом теле не было свежих, не успевших расцвести синяков.

– Никто не бил тебя по черепу и не держал за горло, – пробормотала она. – Так почему же ты позволил себя изрезать?

Она нагнулась и изучила его рот. Какая-то часть ее ждала, что веки Карла вот-вот распахнутся и он с ухмылкой завалит ее в ставшую могилой постель. Она отогнала эти мысли, сказав себе:

– Тише, девочка, он мертв как доска в заборе, и лишь вполовину так же красив. И нет в нем ничего, – она раздвинула губы мертвеца и заглянула внутрь, – кроме вони. Мед, да, и немало. Вот тебе и «почему?». А как насчет «кто?». Кто осмелился подойти к спящему волку? – сказала она вслух.

Позади нее открылась и закрылась дверь.

– Он все еще мертв? – послышался голос Эйнара.

– Боюсь, что так, – ответила Хельга. – Очень много крови.

– А ее снаружи быть не должно, – глубокомысленно сказал Эйнар.

Настроение Хельги чуть приподнялось. Когда Эйнар был рядом, все становилось чуть лучше.

– Мудрость твоя как всегда глубока. Мертвее просто не бывает.

Эйнар встал рядом и посмотрел вниз.

– Как его убили?

– Насколько я понимаю, – сказала Хельга, – тот, кто это сделал, дождался, пока его свалит выпивка…

– Они вчера много ее уговорили, – сказал Эйнар, – и Карл больше остальных.

Хельга потянулась к мертвому телу:

– Потом он прокрался сюда, стянул одеяло и перерезал вены на ногах. Если бы Карл и проснулся, то все равно бы умер через несколько ударов сердца.

Она стащила одеяло до конца, поморщившись от звука, с которым отдиралась высохшая кровь. К спертому воздуху примешалась вонь опорожнившихся кишок.

– Вот, – показала она ему черные пятна на штанах.

– Кровь как из свиньи выпустили, – сказал Эйнар. Запах явно мучил его, но он не отходил. – Немного в этом чести. У тебя нож есть?

– Нет. Зачем?

– Хочу на раны взглянуть, – Эйнар снял с пояса свой коротенький ножик и отрезал кусок ткани. Кожа под ним была бледной, поросшей жестким черным волосом.

– Посмотри, – сказал Эйнар.

Хельга нагнулась поближе.

– Они такие…

– Тонкие. Очень тонкие порезы.

– Он ничего бы не почувствовал.

– Особенно после третьей бочки.

У Хельги закружилась голова. Что-то ей это напомнило. Что-то…

– Я знаю, каким ножом это сделали, – сказала она.

Эйнар нахмурился, посмотрел на нее, пытаясь понять по ее лицу, почему она говорит таким тоном.

Кровь грохотала в ушах Хельги, и слова, слетавшие с языка, были словно чужие.

– Мясницким ножом моей матери.

Йорунн замахнулась топором, расколола полено ровно пополам и привычно смахнула рукой половинки в сторону Сигмара, который отнес их в стремительно заполняющийся сарай. Замах – и лезвие топора вгрызлось в верхушку очередного полена. Они работали в едином ритме, и каждый был уверен в движениях другого.

– Это ты сделал? – ее голос был спокоен.

Сигмар усмехнулся. Потом, спустя мгновение, замер.

– Что? Ты… Что?..

Топор рухнул, полено раскололось надвое. Половинки упали рядом с Сигмаром.

– Так это ты?

Спокойно положив дрова в общую кучу, Сигмар помедлил, прежде чем подойти к колоде для рубки, и едва увернулся от очередной пролетающей деревяшки.

– Нет, – сказал он. Топор был уже в воздухе, и полено ударилось в пень рядом с его коленом. Сигмар не дрогнул.

– Он был засранцем, – сказала Йорунн.

– Я знаю.

– Но все-таки он был… – прежде чем она вонзила топор в очередное полено, Сигмар шагнул ближе и обнял ее. Она попыталась вырваться из его объятий, но он держал крепко.

– Он был твоим братом, – сказал Сигмар, и топор с лязгом упал на землю. – Он был наш родич. – Ее глаза закрылись, губы искривились, но слез не было. – Мы в этом разберемся. Кто-то расколется. Так всегда бывает.

– Я просто подумала – потому что знаю, чем ты раньше…

– Это было в другой жизни, любимая, – утешающим тоном сказал Сигмар. – В другой жизни, с другим человеком. Конечно, я не питал теплых чувств к твоему брату, но когда это я что-то делал без твоего разрешения?