Книга Род, страница 41 – Снорри Кристьянссон

Но его отец уже повернулся спиной и воткнул столб в землю.

– Упрямый старый бычара, – буркнул Эйнар себе под нос, изо всех сил сопротивляясь желанию пнуть какой-нибудь из только что установленных столбов по пути на хутор. Он взглянул на холм. – Вконец дураком надо быть, чтобы там косить. – Он фыркнул. – Может, она пошла приглядеть, чтобы он овцами не слишком увлекался.

Эйнар шагал вдоль столбов, сгорбившись и стиснув кулаки. Он не замечал фигуру впереди до тех пор, пока она не оказалась совсем рядом.

– О, жестокие боги, – воззвал он. – За что караете?

Прятаться было некуда.

Когда Гита подняла взгляд, она не помахала и никак не отреагировала; просто остановилась и стала ждать. Обойти ее стороной было невозможно.

– Доброе утро.

– И тебе, – ответил Эйнар. – Куда идешь?

– Куда глаза глядят.

– Понятно, – сказал Эйнар.

– А ты?

– Отец послал меня домой. Он бывает ворчливым старым, э… – Эйнар осекся и сглотнул. – Прости. Я не…

Гита выставила вперед ладонь:

– Тсс, – она взглянула на него и усмехнулась. – Что? Ты думал, я расплачусь?

– Э-э…

– Ты же помнишь, кем был мой отец, да? Каким он был человеком?

– Ну… да.

– Если бы он застал меня завывающей, как сучка, из-за его смерти, то обязательно вернулся бы с того света, чтобы меня донимать.

Эйнар моргнул:

– Я… э… понял, кажется.

– То есть я не хотела, чтобы он умер, но теперь его нет, и все слезы в мире этого не изменят.

Что-то в том, как она моргнула… Решение пришло само, прежде чем он успел обдумать его или приструнить себя. В два стремительных шага он оказался рядом, и девушка очутилась в его худых, но сильных руках.

– Что ты делаешь? Отпусти! – сказала она, но ее напряженное тело почти мгновенно расслабилось. Щека Гиты прижалась к его груди, с губ ее сорвался вздох.

Они простояли так очень долго.

Наконец Эйнар прервал молчание:

– Нам надо расходиться.

– Да, – пробормотала она.

Он медленно опустил руки и сделал шаг назад, ощущая неуют, когда ее тепло внезапно исчезло.

– Я… Э, увидимся, – сказал он.

Гита смотрела вниз, неожиданно оробев.

– Спасибо, – прошептала она.

Не найдя слов, Эйнар кивнул в ответ.

– До вечера, – добавил он неловко. Потом отвернулся и пошел домой, на хутор, чувствуя, как она смотрит ему вслед.

Тень крыши дома прочертила по двору черную линию, и Хельга невольно улыбнулась, когда снова вышла на свет. «Лето», – вздохнула она. Полотняный мешок царапал ей руки, но это искупалось теплом, что омывало ее голые предплечья. Из-за него воздух казался сладким как мед. «Лето». То мгновение в овчарне минуло быстро, едва начавшись, и они с Хильдигуннюр работали в уютной тишине. Чуть позже, когда легкое поскрипывание дерева подсказало им, что солнце принялось нагревать овчарню, она задумалась, а не притащила ли ее сюда мама для ее же собственного блага. Но это было не важно, все шло как шло.

– Помочь?

Хельга мигнула. Она не услышала и не заметила Аслака. Просто неожиданно оказалось, что он стоит возле курятника.

– Нет, – сказала она, добавив: – Спасибо! – и пнула себя за то, как нескладно это прозвучало.

– Как хочешь. – Слова говорили одно, а голос совсем другое. «Я останусь здесь», – говорил он. И, может быть, ей это показалось, но еще она услышала: «Мне нравится на тебя смотреть».

– Хорошо, – выпалила она, – можешь открыть мне калитку.

Он подошел к курятнику и открыл для нее калитку – с улыбкой, в которой читалось: «Так сойдет?» Она кивнула ему. Из курятника слышался шорох лап и первое кудахтанье.

– Иду, – сказала она, пытаясь не замечать, как наливаются краской ее щеки. Калитка закрылась у нее за спиной. Шорох в маленьком курятнике нарастал, и когда она открыла дверь, куры просто выплеснулись наружу.

– Прожорливые малявки, да? – спросил, встав у изгороди, Аслак.

Хельга залезла в мешок и разбрасывала корм, пытаясь отгонять птиц из-под ног.

– Да. Они не любят, когда их запирают.

– Я бы их не винил, – сказал Аслак. – Это никому не нравится.

Она не знала, что сказать.

– Думаю, да, – выдавила она наконец.

– Думаешь – и все? – сказал Аслак. – Думать недостаточно.

Хельга подавила нарастающий страх, который не вполне могла объяснить.

– Никто не любит сидеть взаперти, – сказала она со всей уверенностью, на какую была способна, разбросала последнюю горсть корма и повернулась к калитке. Аслак облокачивался на нее, держа руку на задвижке.

Она сделала два шага к калитке.

Он не стал отодвигаться, чтобы выпустить ее.

Еще два шага.

Их глаза встретились.

В его взгляде была искра, молния.

– Никто не любит, когда его вынуждают, – сказал он.

Еще два шага, и Хельга встала у калитки так близко, что чувствовала тепло его тела.

– Никто, – сказала она.

– Думаешь?

Еще одна вспышка, теперь раздражения.

– Я знаю, – сказала она.

Аслак не отвел взгляда, но она почувствовала, что давление на калитку исчезло. Он отошел в сторону, ненамного, но так, чтобы она смогла протиснуться. С красными щеками Хельга протолкнулась мимо него и ушла. Перед глазами непрошеным гостем возник образ кладовой. Она мысленно увеличила размер полки Аслака вдвое.

Сигмар легко удерживал косу на левом плече. Йорунн несла набитый сеном мешок на правом. Они шли в приятной тишине, наслаждаясь солнечным светом, заливавшим холм. Внизу сверкала река.

– Будто камни на одежде хазара, – сказал Сигмар.

– Да ты поэт. Но если на меня надавить, я соглашусь: тут красиво.

– Это им помогло. Думаю… Погоди-ка, кто это?

Кто-то ждал далеко внизу, у самого подножья холма. Йорунн застонала:

– Это Руна.

– Это будет… любопытно.

– Она не с тобой говорить пришла.

– Я знаю. Только… Не теряй голову, хорошо?

– Когда это я ее теряла?

Пять шагов, двадцать, и вот они уже могли разглядеть лицо Руны. Она смотрела в их сторону, сжав руки перед грудью.

– Иди, – твердо сказала Йорунн.

– Уверена?

– Да.

Его плечи напряглись, но он не оглянулся на жену, а лишь сильнее стиснул рукоятку косы и зашагал шире. Когда расстояние между ними увеличилось, он сделал глубокий вдох: