Книга Ландскнехт шагает к океану, страница 23 – Сергей Удот

— Я знаю и верю тебе. Скоро для тебя эти муки закончатся, — в этом Макс не кривил душой. — Всё будет хорошо, я обещаю. Подойди поближе, я объясню, что делать.

Ухватившись за прутья решётки, Макс подтянулся, и уста их слились в долгом поцелуе.

Гийом, стоя за спиной, почувствовал, как пьяные, но искренние слёзы навернулись на глаза и мир поплыл, дробясь и рассыпаясь. Этого нам ещё не доставало. Гийом торопливо смахнул влагу рукавом.

— Бей! — негромко, но властно и отчётливо выдохнул Макс, спрыгивая и приседая.

— Ик! — неожиданно вырвалось у Гийома, тем не менее пика с укороченным древком, которую он сжимал в руках, точно попала между прутьями решётки.

Слабый вскрик — Гийом отдёргивает пику.

— Не промазал? — поинтересовался Макс с корточек.

— Сходи проверь, — зло огрызнулся Гийом.

— Вот и всё, — спокойно-отрешённо констатировал Макс, поднимаясь и отряхивая руки. — Прости, Мадонна. Не в наших силах было отрезать тебе язык и выжечь глаза, чтобы не узнала и не выдала, посему пришлось пойти на крайние меры.

И совершенно другим тоном:

— У нас там осталось, чем помянуть рабу Божью?

— Плескается малехо, только давай смоемся отсюда поскорей.

— Я надеюсь, мех до своих не понесём.

— Разумеется. Работа наша и вино, значит, тоже.

— Кстати, ты свою долю уже вылакал, когда часового утихомиривал.

— А это надо будет ещё поглядеть.

— Обыскать бы вояку на предмет толстого кошелька.

— Сделано уж — гол как сокол.

— Врёшь поди-кось. Ну а мушкет прихватим?

— Пожалей парня. Если застанут спящим на посту да без оружия — смерть верная. С нас ещё те вериги не сняты, а тебе уже новое дело не терпится провернуть. К тому ж каждый ландскнехт опознает своё ружьё из сотни тысяч.

— А ты можешь на глаз прикинуть — покупной у него мушкет или выданный ^[73]?

— Шутишь? Темнота — глаз коли, да и схожи они, ровно близнята. Не глупи, потопали. Смена вот-вот нагрянет.

— Уговорил. Тогда пойдём скорее. Выпить охота — мочи никакой нет.

— На вот, сосни. Помнишь — на счёт три отрываешься и передаёшь посудину мне.

— Сравнил глотки. Мне надо до пяти хотя бы считать.

— Перетолчёшься. Да не споткнись. Ты-то чёрт востроглазый, хоть в усмерть расшибись — мне и горя нет. Перешагну и дальше пойду... Сгубил бабу ни за грош. О винце я пекусь, коли прольётся, ведь каждый последнее отдал... Эй, эй, бурдючок-то сюда. У тебя, как я погляжу, совсем совести нет. Пользуешься тем, что меня по пьяному делу на разговор потянуло.

— Душу я, Гийом, заливаю. Печёт вот здесь — невтерпёж.

— Эт какую-такую душу — ту, что давно заложена и перезаложена всем чертям того и этого света?

— Кончай болтать, да пей скорей. Если глаза меня не обманывают, то мы с тобой винца попили...

Утром развесёлую компашку 4М и 4Г не то что барабаном — пушкой было не добудиться. Глаза Макса не подвели хозяина. Остальные, охочие до вина и горящие нетерпением узнать результаты вылазки Гийома и Макса, перехватили их на полдороге. Своего рода засада. Весть, сообщённую Максом, встретили бурей восторга. Сразу всех обуяла дикая жажда. После того как расправились с обычным вином, единодушно решили, что и сонное выливать не резон. Опасность устранена, похода не предвидится — кого бояться?

Поэтому капралу, который в душе сам немного побаивался неукротимой и удачливой компании и всеми силами пытался этого страха не выказать, пришлось прибегнуть к помощи палки.

Разбуженные и ещё не продравшие толком глаза, они сразу потянулись к оружию.

— Что, шведы? — Михель первым выразил общий вопрос.

— Да нет. Общий аппель ^[74]. — Капрал был рад, что побудка обошлась без серьёзной ссоры. И то сказать, что есть пара ударов палкой для бывалого ландскнехта? Это как «с добрым утром». Все ведь понимают, какой бедлам наступит, если командиры перестанут поддерживать хотя бы минимальную дисциплину и порядок.

Про себя капрал давно сделал вывод, что дерзкие грабители и убийцы, о которых только и трепотни, — именно эти парни, чему он совершенно не удивлялся. Чему он был удивлён: почему они всё ещё на месте, а не в бегах? В случае осложнений и ему ведь может аукнуться — куда смотрел?

— По какому поводу? — Гюнтер спрашивал у капрала, но рассматривал Макса и Гийома.

— Мне не докладывались, — сухо отрезал капрал, стараясь показать, что он никоим образом не обязан вообще-то отвечать на вопросы рядовых солдафонов.

— Приехал кто? — не обращая ровно никакого внимания на капральский тон, продолжал расспрос Гюнтер. Под его взглядом вчера ещё столь геройские Макс и Гийом съёжились и побледнели. Неприятным предчувствием постепенно прониклись и все остальные. Словно чёрная туча набежала на ясный горизонт, заставив ещё более посереть помятые с похмелья и недосыпа рожи восьмёрки.

Капрал в ответ молча пожал плечами. Всем ясно, что, если бы намечался приезд высокого начальства, об этом неделю только все и болтали бы.

— Давайте, давайте, быстренько приводите себя в порядок, чистите пёрышки и в строй. Поправить здоровьишко есть чем, а то и меня бы угостили? — капрал чутьём нащупал трещинку неуверенности в монолите 4М и 4Г и сейчас исподволь пытался её расширить и углубить.

Маркус красноречиво наподдал сморщенный блин меха ногой, как бы отвечая на просьбу капрала.

— Ставлю дублон, что здесь и воробья-то не напоишь, — с видом знатока протянул капрал.

— А у тебя, что, есть дублон? — мгновенно развернулось к нему восемь пар глаз.

Капрал почувствовал, что на спину ему словно швырнули горсть ледышек, что трещина, которую он столь умело расширял и в которую столь неосмотрительно углубился, вдруг наглухо захлопнулась, намертво придавив. Ведь эти ребята не только вид, но и запах денег воспринимают однозначно: как сигнал к немедленному действию. Ведь они, не то что за дублон, они за денье ^[75] зарежут. На миг потерял осторожность, брякнул лишнее словцо, и опять нужно будет ходить, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, и спать, не снимая портупеи с оружием.