
Онлайн книга «Песня сирены»
— Это первый шаг, — сказал Хессенфилд. — Но пока король не признает тебя, ко двору тебя не допустят Итак, мы проследовали к апартаментам Людовика, располагавшимся сразу за Зеркальной галереей, и вскоре очутились в небольшой приемной — «Бычий глаз», прозванной так из-за формы своих окон. Там уже находилась группа людей, как и мы, изысканно одетых, которые ожидали появления короля, — если он появится этим утром. Это было долгое ожидание. Я оглядела комнату и людей — все были крайне серьезны и сосредоточены, и ту во мне взыграл бес противоречия, и мне захотелось громко рассмеяться. Мне захотелось сказать им: «Почему мы должны толпиться здесь, раболепствовать и ждать милости одного человека? Мне наплевать, что он „Король-Солнце“. Мне наплевать на то, что его богатство выстроило подобный дворец! Почему я должна стоять здесь? Ради чего?» Я решила поговорить об этом с Хессенфилдом сегодня же ночью. Но я знала, какой последует ответ: «Мы должны чтить расположение Людовика. Без его помощи нам вообще ничего бы не удалось сделать. Ведь это он желает посадить Якова на престол». Да, это достаточно веская причина. А тем, другим, что нужно им? Продвижения по службе и остальные блага. Именно эти амбиции заставляли стоять их здесь, и они были готовы пресмыкаться в благоговении, когда сверкающее высочество предстанет перед ними. Я заметила, что какая-то женщина наблюдает за мной. Она была поразительно красива, темные волосы ее были уложены в изысканной прическе. На ней было серое платье с серебряным отливом, в ушах качались жемчужные серьги, и ожерелье из жемчуга украшало шею. Она была очень элегантна. Ее лицо показалось мне знакомым, и я подумала: а не могла ли я встречаться с ней где-нибудь раньше? Она еле заметно улыбнулась мне. Я ответила ей тем же. Спустя несколько минут она тихо подошла ко мне. — Это ожидание очень выматывает, — понизив голос, сказала она на английском с чуть заметным французским акцентом. — Да, — ответила я. — Я ждала здесь вчера: король не появился Будем надеяться, что сегодня он выйдет. — Вы хорошо говорите по-английски, — заметила я Она пожала плечами: — Мой дед родом из Англии. Разговоры здесь не поощрялись, поэтому, пока одна из нас шептала, другая искоса следила за дверью, из которой в любой момент мог появиться король. — Вы леди Хессенфилд? — спросила она. Я кивнула. — Вы делаете такое доброе дело… такое замечательное дело! — Благодарю вас, но боюсь, моего участия здесь мало. — Вы поддерживаете своего мужа, это уже похвально. — Могу я спросить ваше имя? — Элиза де Партьер Мой муж был убит под Бленхеймом. — О., такое несчастье… Вокруг нас воцарилась полная тишина Все взгляды были устремлены на дверь, ибо оттуда донеслись какие-то звуки. Великой момент настал. Его Величество вот-вот должен было озарить нас своим светом. С каким достоинством он шествовал! Да, он был уже старик, но великолепие его одежд так слепило глаза, что никто не замечал морщин на его лице, отчасти скрываемых кудрями роскошного парика. В темных глазах его сквозили ум и прозорливость. Было в нем что-то такое, что выделяло его. Была ли это уверенность в себе? Он был так уверен, что стоит выше всех остальных людей, что и вправду убедил всех в этом. То тут, то там он останавливался, чтобы обменяться парой слов с избранными, озаряя их своим сиянием. Хессенфилд, крепко сжав мою руку, выступил вперед: — Сир, позвольте представить мою жену. Темные глаза, живо блеснувшие меж морщин, медленно изучали меня. Я слегка вспыхнула и склонилась в реверансе. Взгляд короля прояснился, он слабо улыбнулся. Глаза его скользнули с моего лица на шею, а потом на грудь. — Очень миленькая! — проговорил он. — Мои поздравления, милорд! И он прошел дальше. Это был настоящий триумф. Король ушел. Утро в королевской приемной близилось к концу. — Какая честь! — воскликнул Хессенфилд. — Я так и знал, что тебя непременно заметят: не часто он встречал таких красивых женщин, как ты. — А любовницы, что у него когда-то были? — Тс-с, он предпочитает не говорить об этом, но ни одна из них и вполовину не так красива, как ты. Слава всем богам, что он уже старик и больше заботится о своем месте на небесах. — Осторожнее, ты рискуешь своим положением! — Ты права, — прошептал он, пожимая мою руку. — Теперь ты вхожа во дворец. Король признал тебя. По садам гуляли небольшие группы придворных, но Хессенфилд сказал мне: — Давай уедем отсюда. Наша миссия завершилась полным успехом, а сейчас мне надо как можно быстрее попасть обратно, в Париж. Когда мы уже садились в карету, к нам подошла какая-то женщина. Я сразу узнала элегантную мадам де Партьер, которая заговорила со мной в приемной. Она выглядела очень расстроенной. — Мадам… не могли бы вы помочь мне? Я срочно должна возвращаться в Париж. Вы ведь сейчас туда направляетесь? — Да, — ответила я. — Какое невезение! — продолжала она. — Колесо моей кареты сломано… Она пожала плечами. — Я ничего не понимаю… но мой кучер говорит, что на починку его уйдет несколько часов… если вообще не весь день. А я непременно должна быть в Париже, — На ее лице появилось извиняющееся выражение. — Я подумала… подумала, может быть, вы возьмете меня с собой? Подошел Хессенфилд. Она обернулась к нему: — Я видела вас в приемной у короля. Я заметила мадам… да и кто ее не заметил? Я заговорила с ней… не смогла сдержаться. А сейчас… я прошу вас о небольшой услуге. Умоляю, позвольте мне доехать с вами до Парижа. — Конечно, — ответил Хессенфилд. — Мы с удовольствием окажем вам подобную услугу! Глаза мадам де Партьер наполнились слезами: — Вы мне так помогли! Итак, взяв с собой нашу новую знакомую, которая выглядела очень несчастной, мы возвращались в Париж. Там у нее было дом на улице Сен-Антуан. — Ее муж погиб под Бленхеймом, — поведала я Хессенфилду. — Мои соболезнования, мадам, — обратился к ней Хессенфилд. — Вы так добры! Она отвернулась и вытерла глаза. Немного погодя она продолжила: — Так добры… так отважны! Я знаю, вы приехали сюда… став добровольными изгнанниками в вашей стране, чтобы бороться за свое дело. Это благородно! — Мадам, — промолвил Хессенфилд, — вы прекрасно говорите по-английски. — О, но акцент все-таки остается… и интонация… Забавно, но французы так никогда, наверно, и не смогут научиться правильному английскому языку. — Как, впрочем, и англичане — французскому, — добавила я. |