Книга Дерзкий маг для принцессы, страница 102 – Ольга Силаева

…А еще я стала куда опаснее. Гай был прав. Но я не буду думать об этом сейчас.

Я подняла свободную руку. Словно наяву, я увидела армию южан, палатки и лошадей. Армию, выстроенную клином-треугольником. И резко прочертила три огненные полосы-границы, отсекающие южан от нас.

— Барьер вокруг целой армии мы долго не удержим, — едва слышно произнес Риан, чтобы не слышали южане. — Но выглядит это здорово.

Я открыла глаза и беззвучно ахнула: огненные стены полыхали вдали, как зарево пожара.

Да, меня не хватит надолго. Но для южан этих минут будет достаточно.

— Итак, ваша армия окружена, — произнес Гай. — Вы тоже. Не буду угрожать, но представьте себе, на что еще мы способны. Нам нужна ваша безусловная сдача. Сейчас.

Вочек грязно выругался.

— Вы не посмеете! Мы парламентеры!

— Да-да, — вставил Риан. — Очень честные парламентеры. Я сразу это понял, когда взглянул в ваши глаза.

— Селена, — позвала я. — Ты покинула дом давным-давно. Ты забыла все, даже зов родового алтаря, иначе ты поняла бы, что перед тобой фальшивка. Но сейчас ты снова дома. Помоги нам.

Селена с жалостью смотрела на меня:

— Ты не понимаешь, правда? Ты была истинной парой Юнгена, ты узнала, каково это, — и испугалась. Отвернулась от страсти, от драгоценного дара Пресветлой. Как ты могла? — Страсть — это прекрасно, — согласилась я. — Но люди как-то обходятся без похищений, вынужденных браков на алтаре, навязанной страсти и много чего еще. Просто встречаются и разговаривают. Или плетут венки из одуванчиков, пьют кофе в кондитерской, прогуливаются по набережной и обсуждают все на свете.

Я протянула руку, сидя у алтаря.

— Тебе ведь тоже было шестнадцать, и ты мечтала об этом, как и я. О праве решать свою судьбу. Быть с тем, кого ты выберешь, а не с тем, кого тебе будут впихивать, как скисшее молоко, которое не годится даже на оладьи.

Селена невольно фыркнула, и у меня дрогнуло сердце: она готова была засмеяться.

— Я обожала оладьи в детстве, — мечтательно сказала она совсем другим голосом. — И я пекла бы их для себя и Асгейда, моего мужа… но он запретил. А ведь я так просила…

— Очнись! — заорал Вочек. — Вспомни, кто ты и кто они!

— Я… — Селена покачала головой. — Но нет. Я больше не одна из вас, Джен Дейверс. И я не подчинюсь.

Вочек сделал движение, словно готовясь броситься сквозь огонь.

— В этом алтаре — сила, которой пользуются потомки богов, такие, как ты, — хрипло сказал он. — Ваш родовой дар. Сила, которая струится через тебя.

Ага. Через меня. Но тебе я ее не отдам, даже не надейся.

— Но я жрец Пресветлой, и я чувствую эту силу, — с торжествующим видом сказал Вочек. — И я отберу ее у тебя.

Он вскинул руки и закрыл глаза. И тут я услышала слабый шепот Риана:

— Восемьдесят девять, восемьдесят восемь…

О чем это он?

Впрочем, это тут же сделалось неважно. Вочек открыл глаза, глядя прямо на меня, и я ощутила, как моя сила тает на глазах. Стены огня, которые я держала, дрогнули.

Жрец сделал жест, и Абез, маг южан, вновь вскинул руку. И на этот раз комочек огня на его ладони не исчез.

Дьявол!

Я бросила умоляющий взгляд на Гая. Тот кивнул, сосредотачиваясь, и я почувствовала, как внутри него вспыхнула его собственная стихия огня: треугольник пламени вокруг троицы южан запылал с новой силой.

Но это лишь отсрочило неизбежное. Алтарь, родовой алтарь, который должен был стать мне опорой, был основан и построен на любовной страсти. На желании и вожделении, которое овладевало жертвой против воли.

А слуги Пресветлой умели пользоваться этой страстью. И сейчас Вочек отбирал у меня силу, а я не могла ему противостоять… никак…

…Или могла?

— Риан, — одними губами прошептала я. — Помнишь, когда мы решили пожертвовать жизнью и магией, чтобы остановить Пресветлую? Одного желания ведь было достаточно, верно?

Глаза Риана расширились. Он понял, что я собираюсь сделать. Понял, хотя не слышал наш разговор с Гаем.

Ну разумеется. Это же Риан. Мой муж. Разве могло быть иначе?

— Давай, — прошептал он. — Я в тебя верю. Сорок два, сорок один…

— Я тут спасаю мир, а он играет в считалочки, — пробормотала я.

Все. Хватит. Сейчас не время. Я была самой опасной женщиной на свете. А значит, я могла справиться с чем угодно.

Даже спасти мир от самой себя.

Крошечная звезда резонанса горела между мной и Рианом, и я потянулась к ней, отпуская огненные стены вокруг армии южан, отпуская все. Я почти отдала алтарю жизнь и магию, и он принял мой дар. Значит, я могла отдать ему и свое второе сокровище.

Я впечатала ладонь в мрамор.

И раскрылась перед алтарем, передавая ему родовой дар. Навсегда.

Гай был прав, когда говорил, что я могу распечатать свой дар со временем. Но он совершенно не учел, что я могу отказаться от дара по доброй воле.

…Или учел? Просто не стал просить меня, чтобы я сама приняла решение? И именно для этого дал мне время подумать?

Осталось главное.

Как отказываются от родового дара?

Я вспомнила Юнгена, прижимающего меня к алтарю, и собственное тело, дрожащее от страсти. И как старательно я держалась за одну-единственную мысль.

«Желание рождается в голове».

Я глубоко вздохнула — и призвала эту мысль снова.

Яблоневый цвет, снежинки, солнце на простынях, жареная курица у Риана на подносе…

Я выбираю свободу. Я выбираю себя.

— Селена, — выдохнула я, глядя в глаза бывшей принцессе. — Помоги мне. Подумай… подумай о чем-нибудь глупом, чего тебе всю жизнь не хватало на юге. Хотя бы об оладьях. О снежинках. О яблонях в дворцовом саду. Пожалуйста.

Селена моргнула:

— Я…

— Пирожные; ты помнишь пирожные? — я говорила быстро, захлебываясь. — Миндальные, свежие, тонкие, хрустящие под пальцами. Корзиночки, эклеры, мокко, шоколадный крем и вкуснейшие завитки. Селена, ты сможешь есть их снова! Каждый день! Слушать музыку во дворце, даже танцевать! Неважно, сколько тебе лет, — ты вернешься домой!

Лицо Селены сделалось задумчивым, мечтательным.

А потом она улыбнулась, и я почувствовала, что именно ее улыбки мне и не хватало. Ее выбора. Ее надежды на жизнь, где не было принуждения.

Но сначала мне нужно было изъявить алтарю свое желание. Одно короткое слово.

«Нет».

Откуда-то из глубины алтаря ко мне пришло знание, что другие потомки богов отказывались от дара и раньше, твердо заявляя, что им не нужен ни родовой дар, ни сами боги. И тем самым мои предки подновляли печати, преграждающие богам дорогу.