Онлайн книга «Гуляйполе»
|
– Ну-ну, продолжай, – заинтересовался Семенюта. – Сьодня ж ночью приставу на хату наклеить… и сельскому голови… – И ще на базари! – вставил Каретник. – Мы на полицейскому участку попробуем, – сказал Иван Лепетченко. – Вечерю батьку понесем… – Не рискуйте, – нахмурился Семенюта. – Вам пока надо от нас подальше держаться. А то будет и вам горе, и вашому батьку… в случай чего. – Мы осторожно. – Листовки шо? Бумажки! – засомневался Хшива. – Не скажы… Може, хоть трошки од Нестора биду одведем. Та й им буде причина подумать, шо це не Несторова робота. В проеме наполовину обрушенного окна появилось чумазое личико Насти: видимо, она давно слушала мальчишечий разговор. – Вы й мени ти бумажки дайте. Я тоже десь наклею. – Ты дывы! Це ж надо: никуды од неи не сховаешься, – рассердился Федос. – А ну брысь! И шоб бильше мы тебе тут не видали!.. Шпионка!.. Листовки хранились здесь же, в кузне, в потайном месте, известном только нескольким самым близким и верным друзьям Нестора – Федосу Щусю, Семке Каретникову, Тимошу Лашкевичу. Разобрав листовки, хлопцы разбрелись до вечера. В сумерках к Якиму Лепетченко, дежурившему возле полицейского участка, пришел Сашко с узелком в руках: – Вечеря, тато! – Спасыби. И – додому! – принимая узелок, приказал Яким. – Не шлёндрай по селу, не то время! «Особе положение»!.. А Иван де? – Счас пидийде. З дружками своими встрелся. Между тем Иван, одетый во все темно-серое, пригибаясь, прокрался почти к самой входной двери участка и, торопливо смазав клейстером листовки, прижал их к стене. …А Яким продолжал разговаривать с сыном. – Эх, а було ж время. Тыхо, мырно! И от – дожылысь: царь им не нравиться, царя хотят скинуть, – жаловался он. – Ну, не буде царя, и шо? Сало у всих появиться? Откудова? Из темноты к ним подошел Иван: – Доброго вечора, тато! – Може, кому и добрый, – проворчал Яким. – Додому, сынки! Додому! И не шастайте в потемках, як ти конокрады. Хлопцы скрылись в темноте. Яким закурил и неторопливо пошел обходить участок. А рано утром, когда село оглашалось криками третьих петухов, мычаньем коров и хлопаньем пастушьих бичей, идущие по своим делам селяне заметили на домах розовые листы с крупными, не читанными доселе в мирном Гуляйполе словами. Звали грамотных. Думали, новый царский указ. На базаре, возле трактира, несколько человек слушали, как грамотей по складам читает, не вникая в суть: «Долой царя-кровопийцу… долой помещиков…» Вдруг, поняв смысл написанного, грамотей осекся, растерянно посмотрел на столпившихся вокруг людей. А они уже гомонили: – Ох ты, як взялысь за царя! – Хто? – А бис його знае. – И в Москви, кажуть, таке. И в Киеви… – Не таке. Там стриляють. – Може, й до нас докотыться? – А тоби хочеться? – Та хай! Хужее не буде! А немного подальше листовки наклеили прямо на хату местного головы. «Заводы – рабочим, панскую землю – селянам…» – читали прохожие. – А нашо мени завод? – Землю бери. – А хто ж мени ее дасть? – На пана не надийся, не дасть. Читай лучшее, може, там написано, як паны будуть з намы землею дилыться. Пристав Карачан заметил листовки на стенах и даже на двери полицейского участка. Клей был хороший: трое нижних чинов с трудом, по сантиметру, отдирали листовки от дверей. Со стен сняли легче. Кто-то отделил их ножом от побелки. Одну Карачан спрятал как вещественное доказательство. Но сначала прочитал две строчки: – «Миром богатеи ничего народу не отдадут! Доставайте оружие! Готовьтесь силой отобрать у заводчиков и помещиков по праву принадлежащее вам!..» Чуете, шо готовыться? – И колы воны, заразы, ухитрилысь? – сердито проворчал Баланюк. – З вечора все було тыхо. Видать, под утро, в твое дежурство, – огрызнулся Лепетченко. – Убью цю Махну! – рассвирепел Баланюк. Был он жилистый, смуглый, поросший черным волосом. – Усе знае, гад, а мовчить! – «Махно, Махно»! – упрекнул подчиненных Карачан. – Да тут, я гляжу, уже полсела Махны!.. Сегодня ж! Слышите? Сегодня ж отправьте эту Махну в уезд. От греха подальше. Там и тюрьма покрепче, и охрана получшее!.. И они тут же начали собираться в дорогу. – Выводь коней! Запрягай! – суетился Карачан. – Та не одну бричку!.. Две! Мало шо тем бандитам в голову прийде! Подчиненные забегали, засуетились. Похоже, они решили ехать в Александровск полным составом. Только Бычок с перевязанной рукой покуривал на крылечке, наблюдал за суетой. Баланюк вывел Нестора, у которого кисти были связаны за спиной. – Стойте, я йому хоть врежу на дорожку, – поднялся с крыльца Бычок. – Россчитаюсь трошкы. Махно повернулся к нему, ожег его взглядом, и при виде этих горящих ненавистью глаз Бычок остановился. – Врезать и без тебе желающих хватае! – сказал Нестор и сплюнул Бычку под ноги сгустком крови. Баланюк и двое подчиненных Карачана схватили тщедушного Нестора за руки и за ноги, уложили его в кузов брички, между сиденьями, как узел с бельем. Пристав уселся впереди, рядом с возницей, на обитое кожей сиденье. Брички с полицейскими выехали со двора. Ехали без приключений, пока дорогу не перегородило стадо. Кучер-полицейский ударами кнута стал разгонять коров. – Р-розийдысь, заразы! – орал он. Пристав Карачан настороженно крутил головой, словно ждал нападения бунтовщиков. «Общественный» пастух, в соломенном брыле, с торбой за спиной, босой и оборванный, с нескрываемым ехидством спросил у проезжающих мимо полицаев: – Шо, паны, ще десь карету грабанулы? От бида яка! – Хочешь в наший карете покататься? – зло спросил Карачан. И уже скрылось вдали стадо, исчез дерзкий пастух, а пристав все никак не мог успокоиться. Оглядывался, ворчал: – Вконец роспустывся народ… Ще пять годов назад мог пастух шо-небудь таке соби позволыть? Та ни в жисть! А счас… На начальство глядыть, а шляпу, зараза, не снима! – Бить надо без жалости, – отозвался Баланюк. – Поздно, – сказал Карачан и, подумав немного, добавил: – Поздно спохватылысь!.. Запыленный, весь словно обсыпанный серой мукой, пристав докладывал своему начальству: |