Она жалобно смотрит из-под густых ресниц:
— Думаешь, они не найдут нас?
— Не сегодня, милая, — улыбаюсь для нее тепло, хотя на душе штормы и ураганы. Я хочу пообещать ей покой и защиту, но у меня нет такой власти. Я не умею пророчить. Не могу даже одежду сохранить. Если бы не ушел от деда, уже бы стал оборотнем высшего уровня. Но все было бы иначе. Возможно, и встреча с Элен не случилась бы. Или не зацепила бы меня так ярко. Как сейчас помню вкус морозной вишни на губах и первый поцелуй. Как девушка была испугана и ошарашена. Это невозможно забыть.
В карете едем молча. Элен кутается в пальто и прижимается ко мне. Мороз крепчает, а время неумолимо спешит к Новому году. Всего неделька осталась. Интересно, а как отмечают этот праздник в Москве?
— Скоро март, — будто читая мои мысли, говорит Элен. — В первых числах платить аренду… А я здесь. Что Элька подумает? Что я трусливо сбежала?
Улыбаюсь.
— Тебя правда волнует сейчас аренда? А я вот думаю, что хочу этот Новый год с тобой отмечать. Но тут бы выжить до конца февраля.
— Новый Год ведь уже прошел, — улыбается Элен. — И мне он принес такое волшебство, что и не поверить.
— Когда у вас отмечают? — выхожу из повозки и подаю руку.
— В ночь с тридцать первого декабря на первое января, — говорит Элен, спускаясь на заснеженную тропку.
— А у нас с приходом весны, — пропускаю Элен в дом и всматриваюсь в ее румянец.
— У вас и холода круче наших, — улыбается она, и морозная краснота поднимается к ее вискам.
— Мне не с чем сравнить, — мы поднимаемся по лестнице, и мне не хочется ничего, кроме как обнять Элен и не отпускать. В спальне сбрасываю свое пальто на комод.
— Я надеюсь, что ты увидишь наш мир, — Элен прижимается ко мне, и я замечаю, что она не выпускает из рук книгу. — Думаю, это можно устроить. Я поищу ответ здесь.
— Ты правда сейчас читать собираешься? — прищуриваюсь и приоткрываю дверь в спальню.
— На что это ты намекаешь? — Элен коварно ухмыляется и прижимается ко мне еще крепче.
— И вовсе не намекаю. Прямо говорю. Я хочу тебя.
От ее жаркого дыхания болит кожа, от прикосновений — стонут мышцы. Когда Элен поднимает глаза, я понимаю ее ответ без слов. И сминаю в объятиях еще крепче.
— Только если устала, говори, — шепчу и подхватываю губами аккуратное ушко. Прикусываю волосы, втягиваю ее сумасшедший запах. Бреду прикосновениями по шее к подбородку.
Страстный поцелуй тут же впечатывается в мои губы, а язык проникает в рот. Подразнив меня вдоволь, Элен отстраняется и усмехается:
— Разве похоже на то, что я устала?
— Тогда у меня к тебе предложение, — оттесняю ее к кровати. Она все еще в пальто. Румяная и горячая.
— Какое? — Элен вскидывает бровь и хохочет.
— Маленькое и безобидное, — нависаю, зажимая девушку между рук.
Правило № 49. Учись прощать
Почти не сопротивляюсь, когда Михаэль опрокидывает меня на постель. Пушистое покрывало комкается и сбивается вокруг, как свежий снег. С изумлением замечаю, что все еще держу книгу в руках.
— Нет-нет, ей не место в нашей постели, — смеется Михаэль и отодвигает ее на край.
Кладу ладони на его плечи, все еще холодные от февральского мороза. Скольжу по линии воротника, чуть проталкиваясь внутрь, и медленно расстегиваю верхние пуговицы. От Михаэля пахнет снегом. Зимними искрами на бесконечной белой глади. И вишней. Немного.
А, может быть, мне просто кажется.
— Помнишь, как все начиналось? — говорит он и помогает мне расстегнуть последнюю пуговицу пальто.
— Мне повезло, что судьба нас свела, — я улыбаюсь ему в губы и замечаю, как его глаза наполняются печалью, а лицо начинает меняться.
— Я так тебе и не сказал… — он отодвигается и замирает на краешке кровати. — Элен, дед послал меня выкупить девушку из борделя. Сказал, что это срочно, но я, — он оборачивается и смотрит на мою реакцию. Качает головой. — Я отказался. Не хотел играть в конторские игры. Просто пришел развлечься и спустить пар, но тут ты…
— Девушку? — то, что я слышу не укладывается в голове. Стряхиваю удивление, как капли дождевой воды, и проговариваю по слогам: — Ме-ня?
Он не отвечает, смотрит на свои сложенные на коленях руки и стискивает губы.
— Я тогда помог тебе, Элен, потому что сам принял решение. Я хочу, чтобы ты верила мне…
Подбираю под себя ноги и отворачиваюсь, откинувшись на кованую спинку. Боль и горечь, что нахлынули вместе с его словами, разрывают меня изнутри. Кусаю губы, чтобы не заплакать, и комкаю одеяло в кулаке. Значит, все не просто так было? Наша любовь, наша страсть, наше доверие?! То, что я считала подарком судьбы — чей-то мерзкий подлог?!
Разве я забыла о том, что у меня иначе не бывает?!
Мир крошится. Становится чужим, неведомым и плоским — будто нарисованным на альбомном листе серым грифелем. А я остаюсь в пустоте: холодной и безликой. Кричи о помощи — не докричишься.
— Элен, златовласка моя, хочешь закинь меня в самый темный мир навечно. Это в твоей власти, — Михаэль касается моего плеча. — Только не отдаляйся. Я ведь хотел, как лучше.
— Оставь меня, — шепчу я в ответ, и соль слез проливается в горло. Душа кричит внутри, и очень хочется кричать вместе с нею. До одурения и темноты в глазах. Лишь бы эту боль невыносимую выплюнуть.
Рука Михаэля срывается с плеча.
Он встает и идет к выходу.
— Да, все правильно, — говорит ровно и спокойно, будто его это вовсе не волнует. — Прости, что так получилось, — и распахивает дверь.
Я откидываюсь на постель и несколько минут гляжу слезящимися глазами в потолок, запоминая каждую трещинку. Потолок смотрит на меня: белый и безликий, а боль гложет изнутри. Сухожилия, кости, связки, но… не чувства. И от этого еще больнее. Тяжело смириться с тем, что стала разменной монетой в чужих играх. Что моими чувствами воспользовались. Что обманулась в который раз…
Стоп. Я так и буду лежать и плакать?! Не время раскисать! В конце концов, у меня на руках ключ в другой мир: ящик с загадками Вольпия и книга писателя, что побывал по обе стороны. Вытираю рукавом слезы и поправляю пальто. Застегиваю все пуговицы до единой. Стягиваю с кровати простыню и перехватываю свои сокровища в неаккуратный узел. Я должна бежать, как бы больно мне ни было. Бежать, пока они не воплотили свои планы. Бесполезно ждать солнца, если оно потухло.
Подхожу к окну, прижимая к груди заветный узел. Второй этаж: не так уж и высоко. Закрываю глаза и глотаю страх: я смогу. Снега вокруг очень много: и упаду мягко, и голову заморочу кому угодно. И охране, и конторщикам!
— Зачем через окно? — говорит Михаэль за спиной. — Дверь открыта. Никто тебя не станет здесь держать. Одно скажи. Что я сделал не так? Признался? Ты услышала меня или нет? Я отказался от предложения деда! От-ка-за-лся! И помог тебе за свои сбережения. Не ради выгоды, а ради тебя, — он отступает и открывает проход. — Знаешь? Иди! Я не держу. Просто не имею права. Я ведь кто? Волк на побегушках! Которого можно приласкать-приманить, когда будет выгодно, а потом выгнать, когда станет не нужен!
