Онлайн книга «Рулетка судьбы»
|
– Сегодняшние письма при вас? Глинкин выразительно похлопал по упитанному боку сумки. – Здесь они, куда деться. – Покажите… Просьба была не так чтобы возможной. Глинкин покосился на пристава: дескать, как поступить, ваше благородие? В ответ получил равнодушную мину: делай как знаешь… Ничего не оставалось, как вынуть два письма. На одном адресом отправления значился Висбаден, на другом – княжество Монако. Глинкин уже протянул руку, чтобы получить их обратно, как вдруг Пушкин сорвал с конверта боковую полоску и вытряс содержимое. Почтальон потерял дар речи. Да что же это за беззаконие… Что он теперь в конторе скажет, когда вернет недоставленные и вскрытые письма? Пушкин раскрыл письмо. Все листки состояли из ровных столбцов цифр, написанных черными и красными чернилами. Пристав разглядывал их через плечо. – Это что же такое, позвольте знать? – спросил он. – К вам вопрос, господин Нефедьев, – ответил Пушкин, вскрывая другое письмо, пока Глинкин не опомнился; в нем оказались подобные записи. – Вы же с Анной Васильевной в дружеских отношениях. Доложите, чем она занималась, отчего получала из заграничных государств письма со столбиками цифр. Тут пристава осенило, на что намекает чиновник сыска: уж не военный ли это шифр. Уж не шпионское ли послание?! Или революционерка? Выходит, проглядел у себя под носом такое, за что головы с погонами не сносить… – Да нет, не может быть, чтоб Анна Васильевна… – начал он. Пушкин сложил листки и с конвертами сунул Глинкину. – Все может быть, господин пристав. Теория вероятности этого не отрицает… – Господин Пушкин… Алексей Сергеевич… Вы уж не того, дорогой мой… – залепетал Нефедьев, вдруг обратившись в ягненка. Он понимал, что теперь жизнь его и карьера в руках этого непонятного человека. Говорят, он и подарков не берет, и не женат, и детей нет, из математиков в полицию пришел, к деньгам равнодушен, лентяй, каких свет не видывал. Как к такому подход найти, если, в самом деле, беда случилась… – Мне надо вернуться в особняк, – сказал Пушкин, вставая и относя стул. – Конечно-конечно! Вас проводить? – заторопился пристав. Про Глинкина, так и сидевшего с ошметками писем, совершенно забыли. Почтальон пребывал в глухом недоумении. Как жить дальше, если у него на глазах полиция совершила святотатство: вскрыла корреспонденцию? Хотя ведь взрослый мужчина, должен знать, что в обеих столицах на почтамтах никуда не делись «черные кабинеты», в которых бережно вскрывают над паром и читают любые письма, кажущиеся подозрительными. Особенно из заграницы. Но такое уж свойство человека: одно дело слышать слухи, другое – увидеть собственными глазами. Пушкин еще не успел нацепить шляпу, а в участок вошел моложавый господин, одетый так, чтобы всем было ясно: мода для него не пустой звук, а смысл жизни. Невысокого роста, щуплый, с тончайшими усиками, походил он на начинающего жиголо. Брезгливо оглядев приемную часть, юноша спросил, где может видеть пристава. Нефедьев был тут как тут. – Что вам угодно? – спросил вполне вежливо. – С кем имею честь? – Позвольте представиться, Фудель Алексей Иванович, – сказал посетитель, снимая с поклоном наимоднейшую шляпу. – Племянник госпожи Терновской к вашим услугам… Тут уж Пушкин снял шляпу, передумав уходить. – Чем могу служить? – проговорил Нефедьев, поглядывая на чиновника сыска: дескать, правильно ли себя ведет? – Дело деликатного характера, – ответил Фудель. – Тогда прошу ко мне. – И пристав гостеприимно указал на лестницу. Кабинет пристава 1-го участка Арбатской части, как и тридцать девять кабинетов других приставов Москвы, был обставлен под одну гребенку. Включая портреты царствующих особ над креслом у рабочего стола. Фуделю здесь явно не понравилось. А особенно не понравилось, что за ними увязался некто в черном. – Позволю напомнить: дело деликатное, – сказал он. – Это господин Пушкин, наш добрый друг из сыскной полиции, – ласково сообщил пристав, не зная, может ли теперь сесть в свое кресло. – От него никаких секретов, а только помощь и участие. Фудель пожал плечиками: раз вам так угодно… – Так что стряслось-то? – напомнил Нефедьев. Бросив шляпу на приставной столик, Фудель вальяжно уселся. – Дело в том, господа, что я пришел просить защиты и охраны для моей тетушки Анны Васильевны. – Что с ней случилось? – опережая пристава, спросил Пушкин. – Представьте, в новогоднюю ночь выиграла невероятную сумму! – Где же она выиграла? – не унимался Пушкин. – Здесь, на Спиридоновской, на рулетке, – ответил Фудель таким тоном, будто не знать о рулетке было невозможно. – Насколько велика сумма выигрыша? – Сто… двадцать… тысяч! – Каждое слово звучало, словно удар колокола. У пристава перехватило дыхание. Это не сумма, а целое состояние. И детям, и внукам хватит… – Выиграла на рулетке? – спросил Пушкин, будто не мог поверить в такое чудо. Фудель понимал растерянность полиции. – Все произошло на моих глазах, – заверил он. – Мадам Терновская часто играет? – Да что вы, и карт в руки не берет! На рулетке так вообще впервые оказалась… И такая удача, не зря говорят: новичкам везет… Тем, кто первый раз к столу подходит… – Невероятная удача, – проговорил Нефедьев и получил от Пушкина строгий взгляд. Сейчас не время для эмоций. – Терновская получила с рулетки всю сумму и принесла домой? – спросил он. Фудель усмехнулся: – Куда еще? Не в сугробе же закопала?! Вот теперь Пушкин обратил на пристава по-настоящему вопрошающий взгляд. Игорь Львович прекрасно понял, о чем он. И мелко-мелко затряс головой: дескать, никаких денег в доме не находили. Думать нельзя о подобном… – Сто двадцать тысяч в купюрах сколько места занимают? – спросил Пушкин. Племянник развел руки, будто показывал размер улова. – Вот такая, не меньше, куча ассигнаций… Анна Васильевна их в ридикюль засунула. У нее такой древний, слон поместится… Старые московские барыни не признавали новомодных сумочек, в которых разве мышь можно засунуть. Они носили настоящие, размером с небольшое колесо. Солидной даме – достойный ридикюль. – От Спиридоновской до Большой Молчановки ваша тетушка шла пешком? – Только вообразите! Такая упрямица. – И вы не проводили ее? – Отказалась от провожатых… Но я, конечно, следовал за ней, сколько мог. Видел издалека, что дошла благополучно. И теперь прошу полицию взять дом под охрану. Чего доброго, кто-нибудь покусится… |