Онлайн книга «Пепел книжных страниц»
|
— А отчего умерла несчастная? — произнесла Нина, и экономка быстро ответила: — Ах, зачахла просто, какая-то неведомая хворь ее изнутри снедала. Даже доктор до чего уж мудрый и всезнающий человек, за границей долго живший, но ничего поделать не смог… Нине пришла в голову шальная мысль о том, что, быть может, доктор Дорн имеет некоторое отношение к кончине этой несчастной — и отнюдь не такое нейтральное, как все себе представляют. — Я уже послала сестрице записочку, она вот-вот должна прийти. Она много не берет, но жить к себе пускает только порядочных дам. А то, знаете ли, развелась в нашем городке масса всяких… Она поджала губы, и Нина понимающе кивнула. — Вы имеете в виду… Грушеньку? То есть я хотела сказать: Аграфену Александровну Светлову? Так Грушенька именовалась полным именем в романе. А в подлинном Скотопригоньевске, интересно, тоже? Прасковья, вспыхнув, стала с грохотом собирать посуду. — Вот ведь змея подколодная! По виду ведь и не скажешь, что падшая женщина — такая скромница, такая красавица. А в глазах чертенята! Она и к доктору подкатывала, за ним посылала, потому что, видите ли, дурно ей сделалось. Доктор потом со смехом поведал, как она его… соблазнить пыталась! Кончик длинного носа Прасковьи воинственно затрясся, и Нина не без иронии заметила: — Не сомневаюсь, что доктор выдержал сие нелегкое испытание с честью. Из коридора послышалась мелодичная трель, и Прасковья, гремя подносом с посудой, выбежала прочь. А через несколько минут вернулась с женщиной, как две капли воды похожей на нее, своей сестрицей Пульхерией Ивановной: такой же низенькой, плотной, болтливой. Только не в сером платье, а в синем. Уж, судя по имени, не из «Старосветских помещиков» ли? — Ах, как рада с вами познакомиться! Раз доктор вас рекомендует, то никаких сомнений быть не может! Мы немедленно поедем к нам! Где вещи ваши? Нине пришлось признаться, что вещей у нее не было. — Путешествую налегке… Однако буду признательна, если порекомендуете мне магазин дамской одежды, где бы я могла приобрести себе кое-что для гардероба… Она посмотрела на оставленные доктором Дорном деньги. Спустя час с небольшим они покинули галантерейную лавку на Большой улице и, сопровождаемые мальчиком-посыльным, тащившим целый ворох свертков, уселись в пролетку и направились к дому Пульхерии Ивановны. Нина, облаченная в соответствовавшее эпохе платье, наотрез отказалась менять свои удобные туфли и все время незаметно сводила и разводила плечи, стараясь привыкнуть к новому, такому неудобному, облачению. Хорошо, что хоть от корсета еле отвертелась — все-таки дамы в Скотопригоньевске такого, в отличие от столичных модниц, не носили! Волосы, как того и требовали приличия, Нина перед большим зеркалом в лавке дамского платья зачесала назад и прикрыла весьма уродливой шляпкой, сочтя, что она все-таки лучше, чем платок. И поняла, что выглядит просто ужасно. Пульхерия, завидев ее, всплеснула руками. — Ах, да вы такая красавица, Нина Петровна! Вам необходимо остерегаться местных ловеласов. Слышала я, что старый Карамазов — дядюшка ваш… Вы уж простите великодушно, но ноги этого проходимца в моем доме не будет! И старший сын его тоже не лучше! Пролетка остановилась перед внушительным каменным строением, оказавшимся домом Пульхерии. Та вместе с мальчиком-посыльным затащила покупки Нины по крутой лестнице на последний этаж, в каморку под самой крышей. Комната была небольшая, убого обставленная и, насколько Нина теперь была в курсе, сдаваемая Пульхерией по совершенно заоблачной цене, которую та, конечно же, с учетом рекомендации доктора Дорна и своей сестрицы понизила. Вероятно, при этом накинув пару целковых… Тоном профессионального маклера XIX века Пульхерия вещала: — Отличная квартира для одинокой порядочной дамы. Великолепный вид прямо на Никольскую церковь… Нина подумала, что от трезвона колоколов никуда не деться. — Прочный дубовый шкаф, доставшийся от моей тетушки, пусть земля ей будет пухом… Нину так и подмывало обратиться к шкафу: «Дорогой, многоуважаемый шкаф!», однако она сочла, что Пульхерия явно не поймет литературной аллюзии. Опять Чехов (хоть и другая пьеса) — она что, думает о докторе Дорне? — Кровать, прелестный офорт с видами нашего Скотопригоньевска, выполненный, кстати, моим достопочтенным супругом, Федором Михайловичем… Нина вздрогнула — супруга Пульхерии звали точно так же, как и автора романа, в котором они все находились? — Федор Михайлович — ваш супруг? — произнесла она осторожно, и Пульхерия затараторила: — Такой ученый человек, такой занятой и такой всезнающий! Доктор Дорн от него в восторге, они любят вести научные беседы, как это и подобает мужчинам… То, что сие подобает помимо этого и женщинам, Нина уточнять не стала. — Конечно же, я представлю вам его, однако у него особый распорядок дня: сейчас он замкнулся в своем кабинете и работает над хроникой нашего Скотопригоньевска… С утра он отвечает на письма, а вечером и ночью работает над шестнадцатым томом своей монографии… Нина едва сдержалась, чтобы не прыснуть, однако поняла, что ироническое отношение к этому самому Федору Михайловичу вряд ли пришлось бы по душе его чрезвычайно активной супруге. А терять квартирку, пусть и такую убогую, пусть и по такой невероятной цене, Нине не хотелось. — Позвольте узнать, надолго ли вы в наших краях, Нина Петровна? — спросила Пульхерия, и Нина задумалась. Вопрос, конечно, интересный! — Думаю, я задержусь у вас некоторое время, однако не так долго, как хотелось бы… Пульхерия поджала губы: — Я беру квартирную плату за два месяца вперед, вы уж не обессудьте. Это только у Феофанова платят за один, но там и обитают все эти сомнительные личности. Не говоря уж о «Каргополе» — был ведь когда-то приличный постоялый двор, но с тех пор, как старый владелец умер, а наследнички продали, превратился в сущую клоаку! Нина, вытащив пачку ассигнаций, стала медленно отсчитывать. — Вы ведь не возражаете, если я заплачу сразу за три? Пульхерия, лицо которой расплылось в улыбке, разумеется, не возражала и, пригласив Нину на ужин ровно к семи («мой Федор Михайлович всегда ужинает ровно в семь, ни минутой раньше и ни минутой позже!»), наконец-то оставила ее одну. Повернув за говорливой деятельной хозяйкой ключ в замке, Нина вдруг почувствовала, что ужасно устала, хотя, собственно, ничего особенного не сделала. |