Книга Наследство Лэндоверов, страница 108 – Виктория Холт

— Ошибку? — переспросила я. — А мне казалось, что ты наоборот проявил удивительную житейскую мудрость, блестяще разрешив материальный вопрос.

— Это была ошибка. Я был молод, честолюбив… и глуп. Вскоре после того я понял это. Теперь все иначе. Я стал умнее.

— Все мы с годами становимся умнее, Джереми. Он взял мою руку в свои. Я не отдернула ее.

Потом я проводила его на станцию. На прощанье Джереми сказал:

— Очень скоро я вернусь, Кэролайн. Но скажи, почему ты здесь живешь? Эта жизнь не для тебя. У тебя должны быть дети. Я же вижу, как ты возишься с Ливией. Думаю, я мог бы быть хорошим отцом… имея тебя рядом. У нас была бы счастливая семья. Тебе так не кажется?

— О, да, — ответила я.

— Конечно, рано еще строить какие-то планы на будущее, но… Мы могли бы быть счастливы, Кэролайн. Такая у нас судьба.

На этот раз я промолчала.

Он расценил это как согласие с его словами.

Возвращаясь в двуколке домой, я ощущала небывалый прилив жизненной энергии.

Весна пришла очень мягкая. Я чувствовала, как потихоньку рассеивается моя печаль. Земля пробуждалась к новой жизни, набухали почки на деревьях, вновь запели птицы. Я тоже ожила.

Понимала, что не стоит больше заглядывать в прошлое, чувствовала, что смогла бы построить для себя новую жизнь.

Апрель выдался просто прелестным.

— «На апрельских дождях всходят майские цветы…» — цитировала я вслух. Я вновь задышала полной грудью.

Снова приехал Джереми. Он взял мои руки в свои и заговорил:

— Ты прекрасно выглядишь, Кэролайн. Совсем как прежде. Я вновь вижу перед собой Клеопатру.

— Печаль не может держаться в душе вечно, — ответила я. — Нет смысла лелеять ее в себе.

— Как это разумно! Я всегда отмечал в тебе здравый смысл. Чувствую себя самым счастливым мужчиной на земле.

— Между прочим, еще года не прошло с тех пор, как ты овдовел.

— Я тоже не собираюсь лелеять свою скорбь. Оливия меня поняла бы. Я знаю, что она меня поняла бы.

— Всегда приятно заручиться одобрением со стороны усопшего, — заметила я.

— Я думаю, она подозревала… Именно поэтому и хотела, чтобы Ливия осталась с тобой. В некоторых вопросах она являла собой образец здравомыслия.

— Если она сейчас смотрит на нас сверху, думаю, она очень благодарна тебе за эту оценку.

— Мне всегда нравилось то, что ты умеешь быть острой на язык, Кэролайн. — Я промолчала, а он продолжал: — Не могу даже передать тебе словами, как я счастлив! Будто увидел свет в конце туннеля.

— Звучит довольно банально, — ответила я.

— Но как нельзя более кстати.

— Полагаю, именно от такого частого употребления подобные выражения и становятся штампами.

— Что это за разговор между нами? Разве нам больше нечего обсудить? Лично я думаю, нам придется подождать еще годик. Условности, знаешь ли. Тяжелая штука.

— Очень тяжелая, — согласилась я.

— Мы не будем закатывать шумного торжества. Все пройдет очень тихо. Впрочем, без одобрения леди Кэри нам, думаю, не обойтись.

— Меня как-то никогда особенно не интересовало мнение тетушки Имоджин. К тому же поводы получать в чем-нибудь ее одобрение до сих пор возникали не часто.

— Забавно. Думаю, жить мы будем весело. Нам с Ливией страшно повезло.

Я ответила на это улыбкой. Он продолжал говорить о том, что, по его мнению, ждало нас впереди. Повторил, что деревенская жизнь — это не для меня. Отметил, что в связи с этим возникает целый ряд вопросов, которые нужно будет решить. Во-первых, следует сделать кое-какие запросы, с тем чтобы уточнить рыночную стоимость больших поместий. Джереми полагал, что преподнесет мне тем самым большой и приятный сюрприз.

Я действительно была потрясена, но лишь улыбалась ему. А он продолжал. Стал рассказывать о лондонской жизни, о лондонском свете, которого мне так якобы не хватает здесь, в Ланкарроне.

— Дорогая Кэролайн, — говорил он, — тебя увезли, когда жизнь только-только обернулась к тебе интересной стороной. Вспомни хотя бы тот маскарад! Как было здорово! Ты едва познакомилась со всем этим, и тут же все закончилось. Мы изменим положение!

Я удивлялась самой себе. Молчала больше обычного, ибо боялась, что голос может меня выдать. Слушала его, наблюдала за ним. А он в ту минуту думал, наверное, что это любовь смягчила меня. Выглядел он действительно впечатляюще: перед приездом явно «почистил перышки».

По округе поползли слухи. Я подозревала, что у Гвенни в связи с этим появилось много забот.

Кое-что мне удалось подслушать от слуг. Стало ясно, что все только обо мне и говорят.

Как-то в Трессидор приехал Поль. Я находилась в оранжерее, в которую можно было пройти прямо из холла. Это была небольшая комната, напоминавшая своими размерами те, что были в нашем лондонском доме. Раковина с краном, несколько лавок, вазы.

Я только-только собрала несколько бледно-желтых нарциссов и положила их на лавку, как в комнату вошел Поль. Вид у него был мрачный.

— Что случилось? — спросила я.

— Это правда? — резко спросил он в ответ.

— О чем вы?

— Вы собираетесь выйти замуж за этого человека? Вы с ума сошли!

— Выйти замуж? — переспросила я.

— Он однажды уже предал вас. А сейчас вы устраиваете его только благодаря своему состоянию.

— Ах, вы об отце Ливии…

— Да, он отец Ливии, но это не мешает ему быть также охотником за богатыми невестами. Неужели вам это не понятно?

— Мне многое понятно. Одного лишь понять не могу: какое вам-то до всего этого дело?

— Не несите чепухи! Вы прекрасно знаете, что мне до этого есть дело. Я думал, что вы здравомыслящая женщина. Всегда уважал вас за ум, но теперь!..

— Не кричите,. — попросила я.

— Скажите, что это неправда.

— А если бы это была правда? Что бы вы сделали?

Он устремил на меня отчаянный взгляд.

— Кэролайн, ты не должна…

Я отвернулась от него, чувствуя, что не могу сдержать радости. Я не хотела, чтобы он заметил, насколько глубоко тронула меня его тревога.

Он приблизился ко мне сзади, обнял за плечи и развернул лицом к себе.

— Я пойду на все… на все, чтобы не допустить этого.

Я легонько коснулась рукой его волос.

— Ничего вы не можете сделать, — проговорила я.

— Я люблю тебя, — сказал он. — И не смирюсь с нынешним положением. Найду какой-нибудь способ. Мы уедем… — Уедем? Неужели вы уедете