Книга Наследство Лэндоверов, страница 58 – Виктория Холт

Я не должна… Но мне хотелось, чтобы он вошел.

Я слышала, как громко стучит мое сердце, крепче закрыла, глаза… и ждала.

Потом почувствовала, что тень исчезла, и взглянула на дверь. Его уже не было.

Я мало спала в ту ночь, но мое падение не имело к этому отношения.

Утром он ничего не сказал о ночном инциденте, только спросил, как я спала.

— С перерывами, — ответила я. . Он кивнул.

— После такого потрясения, это не удивительно.

Мне хотелось спросить у него: «Почему прошлой ночью вы стояли за моей дверью?» Но я не спросила, а он выглядел совсем другим при утреннем свете. Вчерашней близости уже не было, он казался почти отчужденным.

— После завтрака мы должны сразу же выехать. Ваша мать будет беспокоиться. Вы не боитесь ехать на гнедой?

— Нисколько. Это произошло по моей неосторожности, следовало быть более внимательной. Бедное животное измучилось на этой каменистой тропинке.

— Да, вы слишком хорошая наездница для того, чтобы вам помешал какой-то осколок.

Мы позавтракали, как принято во Франции: кофе с булочками, маслом и медом. Я чувствовала себя нормально, за исключением легкой скованности в движениях.

Он посмотрел на меня немного озабоченно.

— А головокружение совсем прошло? — Я кивнула.

— Ваши ушибы будут еще некоторое время напоминать вам о случившемся.

— Я буду помнить об этом и после.

— Мы оба этого дня не забудем, правда?

— Так вы тоже будете помнить?

— Конечно.

Он поехал вперед, так как дорога стала слишком узкой для двоих. Вскоре горы остались позади.

Когда мы приехали, Эвертон вышла к нам навстречу.

— Госпожа так беспокоилась, — сказала она.

— Разве вы не получили моей записки? Конюх из таверны…

— Да, да, — подтвердила Эвертон, — но ваша мать очень расстроилась.

— Мисс Трессидор тоже была расстроена, — вставил Поль.

Он спрыгнул на землю и помог мне спуститься.

— Если хотите, я подожду и поговорю с вашей матерью? — спросил он.

Я покачала головой.

— Нет. Лучше мне войти к ней одной.

— В таком случае, до свидания.

Прощаясь, он заглянул мне в лицо с каким-то непроницаемым выражением.

И уехал.

Мама сидела в постели. На ночном столике стояла пустая чашка из-под шоколада.

— Кэролайн! Дитя мое! Я так тревожилась.

— Я надеялась, что моя записка все вам объяснит.

— Мое дорогое дитя, так задержаться… с этим человеком!

— Это был несчастный случай, мама.

— Да, так мне и сообщили…

— Вы хотите сказать, что сомневаетесь в этом? Я покажу вам свои ушибы.

Интересно, подумала я, какие сказки рассказывала она своему мужу, уходя на свидание? Я начинала относиться к маме с большой долей критицизма. Это все нервы, сказала я себе, последствия шока. Но мои мысли были заняты не падением. Я думала о Поле, о том, как он стоял за моей дверью. Я была уверена, что он боролся со своей совестью и она помешала ему войти. Чтобы он почувствовал, узнав, что я тоже хотела этого? Я была еще очень наивна, многого не понимала и, без сомнения, не замедлила бы выдать ему свои чувства.

Мама продолжала говорить:

— Что будут думать люди? Эвертон, Мари, Жак, Дюбюсоны… все.

— Эвертон будет думать то, что вы скажете ей, а Мари и Жак то, что скажу им я, Дюбюсоны и Клэрмоны неспособны плохо подумать ни о ком. Что касается всех остальных — «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает».

— Твое вечное умничанье. Оливия совсем иначе вела себя.

— Прошу вас, мама, — сказала я. — Я очень устала. Ведь я упала с лошади, а теперь хотела бы пойти к себе и отдохнуть. Я зашла к вам только сказать, что я вернулась.

— А где мистер Лэндовер?

— Он уехал, чтобы отвести лошадей.

— Ну, что ж, надеюсь, никто его не видел, а слуги сплетничать не будут.

— Мне все равно, если и будут, мама. Я рассказала вам, что произошло, а если люди этому не поверят, тем хуже для них.

— Ты становишься таким диктатором, Кэролайн, — сказала мама.

— Может быть, я здесь уже слишком долго, — парировала я, — и вы хотели бы, чтобы я уехала?

Ее лицо сморщилось.

— Как ты можешь так говорить? Ведь ты знаешь, что я против твоего отъезда. При одной мысли о нем, я просто заболеваю.

— В таком случае, — холодно заметила я, — не заставляйте меня стремиться уехать, мама.

Она удивленно посмотрела на меня и медленно произнесла:

— Ты делаешься очень жесткой, Кэролайн.

Я подумала: «Да, мне и самой так кажется».

В тот же день после полудня Поль зашел повидаться со мной.

Я была рада, что никого поблизости не оказалось. Мари поехала с Жаком в город, чтобы купить кое-какие припасы, мама отдыхала, Эвертон, должно быть, тоже.

Я услышала стук копыт, вышла на крыльцо и увидела, как он спускается с лошади.

Его первые слова были:

— Как вы себя чувствуете?

— Совсем хорошо.

— Это точно? Никаких последствий падения?

— Никаких, кроме легких ушибов, но это и так было известно.

— Для меня это такое облегчение. А сейчас я пришел попрощаться. Завтра я уезжаю.

— О! — Мне кажется, мое разочарование было написано у меня на лице. — Пойдемте лучше в сад. На солнце совсем тепло.

Мы спустились в сад.

— Я не предполагал, что мне придется так поспешно уехать, — объяснил Поль, — и надеялся, что нам удастся совершить еще не одну экскурсию в горы.

— С более удачными результатами, — добавила я, стараясь говорить беззаботно.

— Это было настоящее приключение, правда?

— У вас не было неприятностей из-за задержки лошадей?

— Нет. Владелец сказал, что в горах всякое может приключиться с людьми непривычными. Могу я передать мисс Трессидор, что вы скоро приедете?

— Скажите ей, что я очень хочу приехать. Ведь вы знаете, я совсем уже была готова в тот раз, но мне помешала болезнь мамы.

— И вы боитесь, что она снова может заболеть, если вы решите ехать? — Он внезапно замолчал. — Вероятно, я не должен был говорить этого. Но вам не следует оставаться здесь слишком долго, поверьте.

— Очень трудно знать, что следует делать, а чего не следует. Но со временем я разберусь.