Онлайн книга «Рассказы о прежней жизни»
|
– Митя, – остановил меня Алексеич. – Побереги энергию. Физика послезавтра. Да, послезавтра физика – первый экзамен. А я не прочитал ни странички. И как раз по физике-то у меня четверка. – Физик у нас, ребята, между прочим, был… Враг народа. – Ого! – сказал Женька. – Школу поджег? – Да нет. В тюрьме за что-то сидел. И вообще темная личность. Я ему на экзамене трансформатор сжег. – Двойка? – спросил Женька. – Нет, четверка. – Ну какой же он враг народа? Это ты враг прогресса. – Заткнитесь, – сказал Алексеич и встал. И сразу половина комнаты стала полосатой из-за его тельняшки. – Ты, Митя, когда последний раз шамал? – Вчера утром. – Вот, – покачал головой Алексеич, – видали йога? Давай за Полинкой – и в столовую. Ну что ты окаменел, генеральский зять? Давай, давай, она же еще ничего не знает. Да есть у тебя совесть или нет? И чуть не выдвинул меня за дверь вместе с кроватью, за которую я уцепился. Наверное, это был такой счастливый день. Полина первым делом обследовала мое ухо. – Распухло. Будешь еще гулять с посторонними красавицами? – Ладно, – сказал я. – Довожу до сведения: был у декана… – Он был, – дернула плечом Полинка. – Да Алексеич и Женя еще вчера к нему ходили. Сразу же, перед цирком. Съел? Я съел. Проглотил не пережевывая. Ну хватит! Идиотских положений больше не будет. Отходил в несчастненьких. Оттенки кончились. Начинаются основные цвета – экзамены. V – Хорошо-о! – говорит Алексеич с какой-то зябкой бодростью, словно только что выскочил из-под холодного душа. – Ух, хорошо. Хорошо… Впрочем, у него-то не совсем. У него – посредственно. У меня – отлично. Мы с ним сдали физику. Женька с Полинкой написали сочинение. Они в другом потоке. Мы сейчас все в одном потоке – в уличном. Мы шагаем легко и четко, как на параде, и милиционеры сигналят нам полосатыми, как Алексеичева тельняшка, жезлами: путь открыт! Все пути открыты! Все дороги ясны. Прав Алексеич: хорошо жить на свете! Только… Только впереди идет Полинка – узкоплечая, стройная, с тонкими, изящными, как у танцовщицы, руками. Она знает, что мы смотрим на нее, и дурачится. Надела мохнатую кепку Алексеича, чуть пританцовывает на ходу и через плечо улыбается нам, морща нос. – Ах, ребятишки, ребятишки, – совсем уж растроганно бормочет Алексеич и обнимает меня за плечи. – Никогда больше не ссорьтесь. Слышишь, Митя? Ах, милый человек, Алексеич! Неужели он совсем ничего не замечает? Не видит, как все дальше и дальше уходит от меня Полинка? «Женя рассказывал… Женя считает… Женя передумал… Женя, Женя, Женя!» – без счета повторяет она. Просто удивительно, когда успел молчальник Женька рассказать ей столько историй, высказать столько мнений, обнаружить столько желаний? Я осторожно высвободил плечо из-под тяжелой руки Алексеича. Успокойтесь, дорогой товарищ Черданцев! Кажется, мы никогда больше не поссоримся. В кинотеатре Полинка вдруг закапризничала. – Ты сядешь рядом со мной, – сказала она. – Мне и здесь хорошо, – ответил я, оставляя между нами Женьку и потом Алексеича. – Нет, ты сядешь с этой стороны. – Полинка бросила кепку на крайнее кресло. – Вот сюда. Наступило замешательство. Ребята стояли. Алексеич простодушно улыбался. На лице у него было написано совершенно определенно: ну что ж ты, чудак, ломаешься? Женька, как и я, понял, наверное, смысл этой вспышки. Он терпеливо ждал, слишком пристально рассматривая экран. Я обошел ряд кругом, поднял кепку, сел и сказал как мог просто: – С Алексеичем бы я мнениями обменивался по ходу. Не люблю, понимаешь, молча смотреть. – А? – повернулась Полинка. – Мнениями? Поговоришь со мной… Жужжит за спиной движок. Тянется через весь зал тоненький желтый лучик. На экране мужественный человек красиво любит растерявшуюся, беспомощную женщину. А если скосить глаза чуть в сторону, то можно разглядеть, как в темноте встретились их руки. «Хорошо поговорили», – думаю я и незаметно вытираю слезы мохнатой кепкой Алексеича. – Побродим? – предлагает Женька и переводит ожидающий взгляд с меня на Алексеича. – Нет, – говорит Алексеич. – Я на боковую. Эх, и спать же буду сегодня! Полинка смотрит вниз, молчит и вращает туфельку, словно растирая что-то на асфальте. Они стоят близко друг к другу, напротив нас, и я чувствую, как вырастает между нами стенка, по неписаным законам которой мне тоже полагается зевнуть и присоединиться к Алексеичу. Но я заставляю какую-то пружину внутри себя распрямиться, шагаю через вязкую пустоту, беру Полинку под руку. – Побродим, – говорю я и твердо гляжу на Женьку. Женька опускает глаза: – Нет, пожалуй, и я – спать. …Мы гуляем с Полинкой. Мы добросовестно обходим кругом институт. Девятьсот сорок восемь шагов. И ни одного слова. Второй такой круг я не выдержу. Я завою. – Домой, Поля? – Да. Вот и кончился первый день экзаменов. VI Алексеич, оказывается, любит оперетту. Мы собрались на «Сильву». Он в этот день получил очередную тройку, но все равно до самого вечера насвистывал «Без женщин жить нельзя на свете, нет…». – Оперетка вообще-то не первый сорт – хабаровская, – сияя, говорит он. – Ну ничего – зато оперный здешний посмотрим… «Сильва, ты меня не любишь!..» К нам поселили четвертого. Его зовут Гена. Он из Якутии. Кажется, парень ничего. Тихий, розовощекий. Все хочет с нами подружиться. По вечерам организовывает чай. Приносит батоны, любительскую колбасу в прозрачной бумажной обертке и деньги не берет. Мне Гена одолжил пиджак. Увидел, что я натягиваю куртку, и сказал: – Возьми надень. Пиджак был только чуть-чуть узковат в плечах, а так подходящий. И еще Гена понацеплял для чего-то столько разных значков, что хватило бы четверым спортсменам. Я попробовал снять их. Нехорошо. Все лацканы в дырках. Привинтил обратно. – Готов? – спросил Алексеич. – Силен! Полный георгиевский кавалер! И тут вошел Женька. Прислонился плечом к косяку, будто в гостях, и сказал: – Поговорить надо. Выйдем. Я вышел. – Не опоздайте! – крикнул Алексеич. Женька-то не опоздает. Он в театр не идет. У него завтра математика. – Ну говори, о чем хотел. Женька шел молча, засунув руки в карманы. Мы спустились вниз, прошли через сквер, мимо поликлиники, оставили позади кино «Пионер». Женька сутулился и все прибавлял шагу. |