Книга Опороченная Лукреция, страница 30 – Виктория Холт

Чезаре подошел к Лукреции.

– Правосудие свершилось, – ледяным тоном произнес он.

– Правосудие? – повернувшись к нему, медленно проговорила Лукреция. – Убийство человека, который никому не причинил зла, – это ты называешь правосудием?

Его лицо немного смягчилось.

– Что он никому не причинил зла, это не его заслуга. У него просто не хватило времени. Но он действовал так, что было ясно – либо он, либо я. Мне пришлось защищаться, вот и все.

– Он бы и пальцем тебя не тронул, – сказала Лукреция. – Не допустил бы, чтобы я страдала вместе с тобой.

– Дорогая сестра, у тебя слишком покладистый характер. Ты не знаешь, до чего людей доводят амбиции. Видишь ли, незадолго до смерти он покушался на мою жизнь. Хорошо еще, что я заметил его, когда он стоял на балконе и держал в руках арбалет!

– Он всего лишь стрелял в голубя – хотел испытать свои силы, – сказала Лукреция.

– Тебе нужен был предлог! – воскликнула Санча. – Вот ты и воспользовался этим случаем!

Чезаре явно игнорировал ее. Он продолжил:

– Существовал заговор… против меня… и против Папы. Дорогая сестра, ты позволила дурачить себя. Заговорщики собирались в твоих покоях – пока вы болтали о поэзии и искусстве, твой супруг и его друзья обсуждали планы военных действий. Его смерть была вполне своевременна.

– Так ты признаешь себя виновным в убийстве? – спросила Санча.

– Я признаю только то, что смерть Альфонсо Бишельи была угодна правосудию, – такая же участь ждет всех предателей. Лукреция, я пришел, чтобы сказать тебе следующее: вытри слезы и не оплакивай тех, кто замышлял заговор против твоего отца и брата. – Он взял ее за плечи. – Часть твоей прислуги уже находится под арестом. Так нужно, Лукреция. Девочка моя, не забывай того, что ты сама говорила, – кем бы мы ни были, прежде всего мы – Борджа.

Он хотел заставить ее улыбнуться, но выражение ее лица осталось каменным. Она сказала:

– Чезаре, уйди. Пожалуйста… немедленно уйди. Он опустил руки и, повернувшись, быстро вышел из комнаты.

Папа пригласил ее, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, но принял довольно сухо – отрешенное выражение лица и безутешная скорбь в глазах Лукреции отнюдь не пришлись ему по душе. Альфонсо умер; его уже ничто не вернет. А ей всего двадцать лет, она прелестна, как ангел, и он собирается устроить для нее брак не хуже прежнего. К чему же такой отчужденный вид?

Он поцеловал ее и на несколько секунд прижал к себе. Для перевозбужденного состояния Лукреции этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у нее приступ исступленных рыданий.

– Ну хватит, хватит, дочь моя, – поморщился Александр. – Сколько можно лить слезы?

– Отец, я его так любила! – всхлипнула она. – Я во всем обвиняю себя.

– Ты… обвиняешь себя? Но это же глупо!

– Я поклялась смотреть за ним… и покинула его… оставила ровно настолько, чтобы подручные моего брата успели убить его.

– Мне не нравится этот разговор, – сказал Папа. Она закричала:

– Но ведь это правда!

– Дитя мое, твой супруг предал нас. Он принимал наших врагов и вступил с ними в заговор. Он сам виноват в своей смерти.

– Отец… и вы можете сказать такое?

– Дорогая моя, я должен говорить то, что считаю правдой.

– В ваших глазах Чезаре не может сделать ничего дурного.

Он с потрясенным видом уставился на нее.

– Дитя мое, ты критикуешь нас… твоего отца и твоего брата… и все из-за своего слепого увлечения каким-то… чужаком!

– Он был моим супругом, – напомнила она.

– Он не был одним из нас. Ты меня изумляешь. Вот уж никогда не предполагал, что услышу от тебя такие высказывания!

Она не упала на колени и не стала молить о прощении, что непременно сделала бы несколько месяцев назад, а вместо этого она продолжала стоять, сохраняя каменное выражение лица и ничуть не беспокоясь о том, какое неодобрение могла вызвать в своей семье, – так велико было ее горе, так опустошительно подействовала на нее потеря любимого человека.

– Отец, – наконец сказала она, – пожалуйста, разрешите мне пойти прилечь.

– Разумеется, ступай, если тебе так угодно, – сказал Папа таким холодным тоном, каким еще никогда не разговаривал с дочерью.

Александр никак не мог успокоиться. Положение сложилось довольно деликатное. Король Неаполя желал знать, каким образом погиб его родственник. Убийство герцога Бишельи сейчас обсуждалось во всех республиках и королевствах. Наверняка при этом вспоминалось убийство Джованни, герцога Гандийского. И говорилось примерно следующее: «Чезаре Борджа убил брата, а теперь и зятя. Кого же Валентино сделает своей следующей жертвой? Ясное дело, вступать в эту семью – небезопасно».

И вот в такой-то ситуации, размышлял Александр, нужно найти для Лукреции нового жениха; нужно – и все-таки придется подождать, пока улягутся слухи.

Но забудут ли когда-нибудь о позоре ее первого супруга и о смерти второго?

Прежний Александр обругал бы Чезаре за излишнюю поспешность действий, благодаря которой все поняли, кто убил его зятя. Нынешний Александр поступил иначе – воспользовался своим хитроумием, чтобы найти оправдание сыну.

Он позвал Чезаре, и они поговорили на эту тему.

– Чадо мое, сейчас к нам присматриваются во всех республиках и королевствах Италии, – начал он. – Многие полагают, что против нас не было никакого заговора, что Альфонсо ни в чем не провинился и что убийство было совершено из ненависти.

– Какое нам дело до их мнений?

– Всяким действиям, сын мой, лучше придавать видимость благих намерений. Альфонсо был просто глупым мальчишкой, но он был принцем Неаполя.

Чезаре щелкнул пальцами.

– Вот он и получил свой урок этот Неаполь со всеми своими ублюдочными принцами и принцессами.

– Нам нужно думать о будущем, Чезаре. Никто не должен говорить, что принц Неаполя… или, к примеру, Милана… или Венеции… может приехать к нам в Рим, каким-то образом вызвать наше недовольство, а потом расстаться с жизнью. Иначе, когда мы пожелаем пригласить к себе такого принца, он не будет спешить с приездом в Рим… что, конечно же, огорчит нас. Нет! Все эти люди должны зарубить себе на носу, что Альфонсо организовал заговор против тебя… и тебе пришлось принять ответные меры, прежде чем он смог бы тебя убить. Ты арестовал его слуг?

– Они сейчас в замке Сан-Анджело.

– Пусть там и остаются. Тебе предстоит провести допросы по этому заговору и кое-какие показания послать в Неаполь… как, впрочем, и в Милан. А еще лучше – распространить их по всей Италии.

– Считайте, что с этим делом уже покончено, – проворчал Чезаре.