Книга Альтруисты, страница 12 – Эндрю Ридкер

Мэгги пропустила его слова мимо ушей. Тогда он принялся рассказывать, как его бабуля несколько лет назад заболела и все твердила, что он не должен целыми днями хандрить по этому поводу.

— Вообще-то, тут совсем другое, — сказала Мэгги.

Но в каком-то смысле он был прав. Она заранее решила, что ей не понравится на реке, а значит, никто не упрекнет ее в том, что она веселилась с друзьями, пока ее мать медленно умирала в больнице.

— Ты прямо специально нагоняешь на себя тоску, — заметил Майки.

Его меткое замечание ударило по больному: где же он прятал эту удивительную наблюдательность в последние пять месяцев их… ну, допустим, романа?

Фейнштейн хорошо разбирался в пиве и сказал, что «берет алкоголь на себя». Но двенадцатибаночный клад индийского белого эля из частной пивоварни уже высушил Мэгги изнутри, а до конца сплава оставалось еще три часа. Однообразие окружающей действительности и почти полное отсутствие какого-либо движения начисто стерли пространство. Осталось только время, и его было слишком много. Вдалеке показалась тонкая ниточка облаков. К распухшей от комариного укуса лодыжке Мэгги то и дело возвращался какой-то другой комар. После того как Майки попросил выдавить ему прыщ на спине, а Фейнштейн очнулся и подставил солнцу белое брюхо в родинках, она вдруг поняла, что больше не может выносить их присутствия, и сблевала в воду.

В том же часу умерла Франсин.

Мэгги думала, что может позволить себе один-единственный раз выбраться из больницы — немного отдохнуть от колючего писка аппарата для анальгезии, стона содрогающихся катушек МРТ, капельниц и всепроникающего запаха рвоты, прикрытого перекисью. За это желание она — причем совершенно заслуженно — поплатилась.

Выпив кофе с братом, она позвонила Майки и напросилась к нему домой.

Их расставание прошло излишне бурно. Она и сама это понимала. Вообще-то, Майки был беззлобный парень, добрый и внимательный, но однажды днем, сев за его ноутбук, Мэгги обнаружила в истории браузера бесконечный список просмотренных на ютубе интервью с выдающимися представителями Нового атеизма ^[2]. Кое-как выдержав сорок три секунды лившейся с экрана взвешенной исламофобии, Мэгги влетела в заполненную паром ванную комнату их с Майком квартиры и объявила, что съезжает. От потрясения он поскользнулся в душе. И шторку содрал.

Расставание далось ему тяжело, хотя Мэгги знала, что у него тоже были к ней претензии. Например, он терпеть не мог, когда она описывала героев его любимых комиксов до обидного простыми терминами из диагностического справочника психических расстройств. («Лицо со Шрамом — не нарциссическая личность! — вопил Майки. — Он просто Лицо со Шрамом!») Как бы то ни было, она решила, что переезд из Мидтауна в Уильямсбург определенно пойдет ему на пользу.

— Уильямсбург? — переспросила она, когда он открыл ей дверь.

Майки заметно отяжелел с их последней встречи и немного облысел, но почему-то выглядел моложе — не взрослый мужчина, а пухлый младенец с редкими, еще не отросшими волосиками.

— Ты же в курсе, что район считают «конченым» как раз из-за таких, как ты?

— Я тоже рад тебя видеть.

— Извини. Настроение…

— Мы все постоянно пребываем в том или ином настроении. По-другому просто не может быть.

Он потянулся ее обнять.

— Мэгги! — донеслось с дивана.

— Вот черт, — пробормотала она Майки в плечо. За его спиной, в гостиной, она увидела кудрявую голову Фейнштейна, торчащую из-за спинки бежевого раскладного дивана. Он смотрел по телевизору документальный фильм об американском скрипаче, совершавшем культурный тур по Китаю.

— А он что тут делает? — спросила Мэгги.

— В гости пришел. Я специально взял выходной, чтобы с ним повидаться. Ты же в курсе, что я работаю, да? Нельзя просто заявляться к людям в гости, тем более в будний день.

Мэгги пожала плечами:

— Сегодня же сработало.

Фейнштейн сел посреди дивана, освободив им места по обе стороны от себя. Майки сел слева, а Мэгги так и осталась стоять.

— Садись, что ли, — сказал Фейнштейн. Его глаза были закрыты густой челкой, на щеках темнела сажей щетина.

— Да я постою, — ответила Мэгги.

— Фейнштейн приехал из Боулдера.

Она сделала вид, что ей интересно:

— Да? Чем ты там занимаешься?

— Угадай.

Мэгги закатила глаза.

— Работаю в холистическом пункте выдачи медикаментов.

— Ясно.

Американский скрипач тем временем пылко костерил молодых китайских музыкантов. «Одной техники мало!» — орал он.

— Ага, — кивнул Фейнштейн. — Там огромные деньги замешаны. Серьезно, Мэгги. Можно очень хорошо заработать.

— А с каких это пор ты у нас такой предприимчивый? Ты разве не химик по специальности?

— Мои родители думают, что я учусь на медицинском.

— Ого, — подивилась Мэгги. — Как тебе удается водить их за нос?

Фейнштейн пожал плечами:

— Это не трудно. Они вопросов не задают.

Майки посмотрел на нее многозначительно и одними губами произнес слово «развод».

— Ой. Извини, — вслух ляпнула Мэгги.

— За что?

Майки отвернулся.

— Так, а теперь играем с чувством! — проорал скрипач.

— Да нет, это я так… Слушай, Фейнштейн, ты не обидишься, если я поговорю с Майки наедине? В его спальне?

— Нет, конечно. Валяйте.

Она жестом подозвала Майки. Тот медленно встал и повел ее за собой по коридору.

— Я и не знала, что Фейнштейн приехал, — сказала Мэгги, как только за ними закрылась дверь.

— У него сейчас трудные времена. Родители разводятся. И оба требуют, чтобы он дал в суде показания в их пользу.

— Давай не будем об этом.

— О’кей. — Майки почесал затылок. — Я, вообще-то, рад, что ты приехала. Рад тебя видеть. Помню, ты говорила, что мы предназначены для других вещей и других людей, но… Я все равно рад.

На глаза навернулись слезы. Увидев Майки — да и Фейнштейна, если уж на то пошло, — она словно вернулась в студенческую пору. Одно его присутствие моментально перенесло ее в прошлое, в Сент-Луис. Туда, где мама еще была жива.

— Ты хоть иногда меня вспоминаешь? — спросил он.

— Иди сюда. — Мэгги привлекла его к себе и поцеловала.