Онлайн книга «Серьга Артемиды»
Он огляделся по сторонам. Он вообще как-то легко ориентировался и приспосабливался к обстоятельствам, Настя уже заметила. – Давай за мной! Пошли во-он в тот угол. Мы все увидим, а нас никто не заметит. – Почему?.. – Потому что оттуда свет. Мы зайдем за фонари, против света никогда ничего нельзя разглядеть. Между прочим, актриса должна быть наблюдательной. А ты как-то… не сечешь! Настя даже не обиделась. Она практически идет по красной дорожке, – слева Софи Тернер, справа Мэйсон Уильямс, – когда тут обижаться! Некогда… Даня тянул ее за руку, она шла за ним, спотыкалась и хваталась за него. Они зашли за хлипкие треноги, горевшие адским пламенем. – Это осветительные приборы, – с восторгом прошептала Настя. Он хмыкнул. – Я вижу. Злобный карлик, забравшийся к оператору, посмотрел в объектив одним и другим глазом, спрыгнул с подножки и закричал: – Следующие в кадр, быстро!.. Катя, сажай следующих! Где рация? Я рацию где-то проспал! – Она у меня, Эдуард Вадимович! Тут в световой круг ворвалась толстая администраторша с папкой, которая руководила массовкой, и выпалила, округлив глаза: – Эдик, они пришли! Ведут! Идут! И вновь пропала, видимо помчалась встречать и «вести». Карлик Эдик тихонько выматерился себе под нос, приосанился, снял кепку, пригладил волосы на лысине, напялил кепку и ни с того ни с сего скроил любезное лицо, сделавшись совершенным уродом. – Это он, – пробормотала Настя и на секунду припала лбом к Даниному плечу от экстаза. Так делала Эльгиза Тухерова, когда играла романтические сцены! – Герман. Приехал. Актеры на стульях перестали обмахиваться бумажками и замерли. Люди со щитами из пенопласта все куда-то подевались. Пятясь, вновь появилась администраторша. Она улыбалась и делала взмахи рукой – мол, сюда, сюда!.. – Я знаю только тех Германов, – сказал Даня задумчиво. – Которые великие. Юрий Герман, между прочим, превосходный писатель! Алексей, который «Проверку на дорогах» снял, и Алексей-младший… – Заткнись, – сквозь зубы перебила Настя. – При чем тут «Проверка на дорогах»?! – Это какой-то другой Герман?.. – Я тебя убью, – пообещала Настя. – Здрасти! – раздался твердый, громкий, уверенный и веселый голос – таким голосом говорят только начальники и только большие. – Я всем помешал, извините!.. Вы не обращайте на нас внимания, мы пробы посмотрим и уедем! – Александр Наумович! – вскричал режиссер Эдуард так, словно само счастье явилось к нему сию минуту в душный, жаркий, пыльный, полный запаха пыли, пота и страха павильон. – Прямо честь для нас, я и не предполагал… – Честь, честь, – снисходительно согласился продюсер Герман. – Мы мешать не будем. – Да нет, это не тот Герман, – с досадой прошептал Даня на ухо Насте. – Совсем. Она толкнула его в бок, сильно. – Да, – словно спохватился «не тот» Герман. – Прошу прощения. Со мной вот сценарист приехал. Знакомьтесь – Антонина Морозова. Она на этом проекте не задействована, но сценарист превосходный. Какая-то девушка в джинсах, кудрявая и хорошенькая, явно стесняясь, просеменила в центр съемочной площадки и встала рядом с продюсером. – Здравствуйте, – сказала она. Голос был приятный, нисколько не начальственный, чуть с хрипотцой, и Настя узнала именно… голос. – Что? – сама у себя спросила она. – Кто? – Ты чего, Насть?.. – Антонина послушает, а я посмотрю, – продолжал Герман. – Мы вон там сядем, ладно? – Кофейку, Александр Наумович? Бутерброды, печенье, все есть! – Тонечка, вы будете кофе? Настя за штативами покачнулась – вдруг с ногами что-то сделалось. Наверное, ртуть. Еще в коридоре ей показалось, что она наглоталась ртути… – Насть, ты что? Тебе плохо?! Та быстро и бесшумно села на пол, привалилась к какому-то ящику. Сердце прыгало и моталось, словно потрепанная афиша на сильном ветру, нечем стало дышать, и вспотела вся голова. Даня моментально опустился перед ней на корточки. – Что такое?! – Тише, – попросила Настя. – Я что-то… не могу. Даня выхватил из кармана книжку, распластал ее и стал махать у Насти перед носом. Как ни глупо было это махание, но отчего-то оно помогло. Воздух вернулся, Настя судорожно вдохнула. На площадке бегали, суетились, кричали. – Может, пойдем на улицу? – предложил Даня, продолжая тревожно махать. – Ну их к шутам, эти ваши пробы!.. Настя придержала его руку. Стала на четвереньки и подползла к осветительному прибору. – Видишь сценаристку? Которую Герман привез? Ну, вон ту, кудрявую?.. – Вижу, он только одну привез. – Это моя мать. Даня высунулся из-за ее плеча, посмотрел и снова начал махать на нее книжкой. – И что? Очень симпатичная, по-моему! Или ты здесь… на нелегальном положении? Ох, Настя и сама теперь не знала, на каком она положении – здесь и вообще на свете!.. Ведь это на самом деле ее мать. Ее собственность, ее недоразумение и беда – мать ничего, ничего не смыслила в том, что представлялось Насте делом жизни!.. И не могла помочь! И поддержать не могла!.. Она с утра до ночи торчит на своей дурацкой нелепой работе и дома постоянно пишет что-то, таскает работу домой!.. …Выходит, она сценарии пишет?! Какой страшный, чудовищный обман! Вся жизнь, их общая жизнь – обман!.. – Насть, пойдем на улицу, – Даня крепко взял ее за плечо. – Мне тут… надоело. – Иди, – сказала Настя, не слыша себя. Что-то уши заложило. – Я посижу пока. – Да что случилось?! – зашипел он рассерженно, и тут закричали: – Тишина на площадке!.. Выбежала Мила с хлопушкой, скороговоркой произнесла свою невнятицу, и двое на стульях, в центре светового круга, начали разговор. Он: Я не знал, что она моя дочь. Она: Она твоя дочь! Он: Почему ты мне солгала про дочь? Она: Я не могла иначе! Я не хотела делать аборт! Он: Я не верю тебе! Она (рыдая): Это твоя дочь!.. – Стоп моторы!.. На площадке было тихо. Странное дело, сюда, в павильон, не просачивались никакие привычные звуки – не было слышно шума улицы, автомобильных гудков, гула толпы в коридоре, ничего. |