Книга Пропавшая пастораль, страница 35 – Светлана Сервилина

— Нет, это, конечно, бред, подозревать всех, — тихо проговорила журналистка и позвонила в старомодный дверной звонок.

Из-за шума уличной суеты, Юля не сразу услышала голос хозяйки мастерской. И лишь когда та выглянула наружу и махнула рукой, сыщица зашла в полуоткрытую дверь.

В помещении пахло красками и растворителями.

— Садитесь вон на тот диванчик, — художница махнула рукой на раритетный кожаный диван с большой деревянной спинкой, — это для гостей.

— Людмила Аркадьевна, — начала осторожно разговор Юля, после того как Серегина расположилась рядом, — когда погибла ваша подруга Лилия Борисовна Галицкая?

— Двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот девяносто пятого года, — тут же произнесла женщина.

— А что вы думаете о краже картины Огюста Лепажа

— Это очень хорошо подготовленное действие и продуманное до мелочей, — совершенно спокойно ответила реставратор.

— Как вы думаете, смерть Лилии Борисовны случайна или всё-таки связана с этим действием?

— Я очень долго думала над этим вопросом, — женщина вздохнула, потом внимательно посмотрела на собеседницу и спросила, — вы, действительно, учились у Лили?

— Да, я у неё училась. Более того, честно вам скажу: я постараюсь найти убийцу её дочери, — Юля сказала это так убежденно, что Серегина махнула головой и опустила глаза, а гостья добавила, — мне кажется, что убийство Камиллы как-то связано с пропажей этой пасторали…

— Возможно, — пожала плечами художница.

— Расскажите мне всё, что может навести на след преступника, пожалуйста, — у журналистки был отчаянный вид, — вы — единственный человек, который был близок с Галицкими и произведением Лепажа.

— Вы подозреваете Лилю в изготовлении копии «Пастушки»? — после небольшой паузы спросила Людмила.

— Я знаю, что Лилия Борисовна была замечательный и порядочный человек, — журналистка вздохнула, — но в её квартире новые жильцы нашли эскиз этой самой пасторали!

У хозяйки мастерской от удивления невольно поднялась одна бровь.

— Вы его видели?

— Да.

Людмила Аркадьевна замолчала на пару минут, вспоминая, по-видимому, подробности восьмилетней давности.

— Последние месяцы перед смертью Лиля была сама не своя. Она часто нервничала, говорила, что в стране беспредел, что всё можно купить и продать, — Серегина встала с дивана и подошла к небольшому комоду, — нужно было знать Лилю, чтобы понять, что такие разговоры просто не совместимы ни с ней, ни с её жизнью и мироощущением. Она никогда не интересовалась политикой, жила в своем, прекрасном мире, в котором было место для живописи, для дочери, мужа и друзей. Её безумно угнетал быт и все низкопробное, особенно в искусстве и литературе. И вдруг я слышу от неё такие рассуждения, — она усмехнулась, — как будто от незнакомой старушки в очереди за картошкой.

— В то время все стали резко политизированы, — негромко проговорила журналистка.

— Но не Лиля, — Людмила покачала головой, — она неожиданно стала переживать, что без блата и взятки её Камиллочка не поступит в медицинский институт. А главное, — художница подняла вверх указательный палец, как это обычно делает Андрей, чтобы обратить внимание собеседника на следующую фразу, — Лиля перестала говорить о своем муже.

— Раньше было всё по-другому?

— Боже мой, ну конечно же! — грустно улыбнулась она и подала гостье миниатюрную стопочку.

Юля вдохнула содержимое.

— Это коньяк? — спросила она, рассматривая через тонкое стекло коричневатую жидкость.

— Это очень дорогой коньяк — «Наполеон»! — Людмила усмехнулась. — У мужа в гримёрке обнаружила и забрала себе!

— Тарас Владимирович не обидится?

— Он всё равно не пьет, а бутылка распечатана: такой волшебный аромат улетучится!

— Я тоже не пью, — Юля на минутку задумалась, — а если ваш муж не употребляет спиртное, откуда у него коньяк, да еще такой дорогой?

— Тарас сказал, что к нему Антон приходил «поплакаться» из-за неприятностей с подменой пасторали. Вот и принес коньяк.

— Тельманов?

— Ну, конечно, мы у него единственные друзья остались! А ему, действительно, сейчас нелегко. Муж сказал, что он вспоминал Галицких, чуть не плача, интересовался, как там Камилла?

— И он пришёл к Тарасу Владимировичу, чтобы отвлечься от проблем?

— Да. А нам надо взбодриться после работы, — Серегина подмигнула и медленными глотками осушила свою ёмкость, — угощайтесь, — и она подала керамическое блюдо с фруктами.

Журналистка кивнула и вслед за хозяйкой выпила благородный напиток. Она почувствовала, как горячий поток из гортани поспешил вниз по желудку, и в теле образовалось непонятное тепло и удивительная легкость.

— Иногда полезно, чтобы снять стресс, — Серегина поставила свою стопку на поднос и задумалась.

Юля махнула головой и молча ждала продолжения рассказа.

— Раньше Лилю интересовали только, как я уже говорила, искусство и семья. Если мы не обсуждали картину, спектакль или фильм, то я слушала её восхищенные отзывы о «Лёнечке», так она называла своего мужа.

— А потом вдруг перестала? — спросила сыщица.

— И не просто перестала, — Людмила взялась обеими руками за виски, — она пресекала разговоры о нем, если я спрашивала. Сначала я подумала, что это из-за Катерины.

— Какой Катерины? — от любопытства Юля даже подскочила.

— Яровой, какой же ещё, — устало проговорила реставратор.

— Екатерина Дмитриевна мне сказала, что устроила в галерею Леонида Галицкого по просьбе его жены и её подруги, — начала журналистка, но Серегина её перебила:

— Ну и фантазерка, наша Катерина! — Серегина покачала головой. — С Лилей подругами они никогда не были. Устроил Лёню в галерею Антоша Тельманов, который в ту пору был начальником отдела по искусству и культуре в городской администрации.

— Значит, Яровая плохо относилась к мужу Лилии Борисовны?

— Как раз хорошо, даже слишком хорошо! — с явной иронией ответила собеседница, отщипнув одну виноградинку от кисти.

— Хотите сказать, что они были любовниками?

— Свечку не держала, но всегда поражалась, как Леонид мог на такое пойти. Лилю он обожал, а на Катьку даже не смотрел, если мы где-то вместе пересекались: по работе, на совещании…

— И, тем не менее, поговаривали про их роман?

— Да, слухи ходили.

— И Лилия Борисовна могла это узнать и обидеться на мужа, да?

— Нет, — категорично ответила Людмила Аркадьевна, — Лиля была уверена в своем Лёнечке. Здесь что-то другое, только не ревность. Накануне, она мне сказала такую странную фразу: «Зачем я согласилась на его уговоры! Там что-то нечисто! Эти деньги не принесут нам счастья!». Так что, ни о какой ревности разговор не шел! А вот на что её муж уговорил, мы уже никогда не узнаем!