Книга Хранитель равновесия. Проклятая невеста, страница 34 – Дана Арнаутова

Халид, едва не подавившись пирожком, изумленно взглянул на чужестранца.

– Ну да, они живы, – невозмутимо подтвердил тот. – Я вообще не люблю убивать. Конечно, ир-Мансур и его люди – шакалье еще то, но их смерть могла навести на твой след, а это нам ни к чему, согласен?

– Тогда как?

Целитель усмехнулся.

– Просто. С теми двумя хлопот не было: они, собственно, ничего не успели заметить. А ир-Мансуру я изменил воспоминания. Он так долго лелеял мечту, как будет скармливать тебя крысам, так ярко это представлял, смаковал подробности… Мне было совсем не трудно позволить ему поверить, что все именно так и случилось. Теперь ир-Мансур даже на Страшном Суде в загробном мире присягнет, что своими глазами видел, как тебя рвали на клочки, и слышал твои крики. Ты для него мертв, Зеринге, хотя на всякий случай стоило бы изменить тебе лицо. Да и цвет глаз очень уж заметный. Но жалко. Я видел в глазах людей вашей страны все оттенки синего, зеленого и серого, а вот чистого янтаря не встречал. От кого ты унаследовал такую редкость?

– От кого-то, – буркнул Халид.

– Это что, запретная тема? – мягко поинтересовался чародей. – Прости, если мои слова показались обидными.

– Не за что прощать, – помедлив, отозвался Халид. – Я не знаю своих истинных матери и отца. Так что у кого из них были желтые глаза, мне и подавно неизвестно…

– Бывает. Но я в самом деле не хотел тебя обидеть. Где ты рос, в Харузе?

– Нет, в пограничье на юге. Зачем тебе это?

Чужестранец пожал плечами.

– Надо же знать, кто рядом со мной. А род… Отец привез мою мать издалека, никто не знал, откуда она и какого рода. Мама умерла, когда я был совсем еще маленьким, я ее плохо помню. Меня частенько звали полукровкой, пока я не повзрослел и не доказал насмешникам, что это вредная привычка.

– Долго пришлось доказывать? – усмехнулся Халид.

– Долго. Но я справился. Потом нашел семью матери, и полукровкой меня стали звать уже там. Зато, когда пришлось повторять уроки, у меня был навык. Неважно, кто твои родители, важно – кто ты. Кстати, раз уж вырос в пограничье, саблей владеешь? Насчет ножа я тебя нарочно поддел. – Целитель улыбнулся. – На самом деле с ним ты хорош. Но этого мало.

– Как-нибудь управлюсь, – нехотя ответил Халид. – Я три года в караванной охране ездил.

– Значит – лучше, чем как-нибудь. Ушел почему?

Халид скривился, словно вино в чашке обернулась уксусом, искоса глянул на чужестранца.

– Долгая история. Обязательно рассказывать?

– Обязательно. Но в другой раз.

Допив, чародей легко соскочил с подоконника, вышел в другую комнату и почти сразу вернулся, кинув на стол кожаный кошель.

– Я сейчас уйду, а ты отправишься в оружейный квартал и спросишь лавку Малхата Рыжего. Скажешь Малхату, что тебя прислал целитель Раэн. И что это задаток. Пусть найдет тебе оружие по руке.

Халид потянул мешочек и едва не охнул от удивления. Кошель упорно не желал двигаться с места. Золото?

– Это задаток? За саблю?

– Ты еще не видел сабли Малхата. За них не золотом, алмазами платить нужно. Причем по весу. И не мелкими. Так что это – задаток. И будь очень почтителен с Малхатом – оно того стоит.

– Когда вернешься?

– Вечером. Придешь – отдохни. Выспись, поешь. Вон, на кухне еще съестного куча. А ночью посмотрим, чего ты в деле стоишь.

С крючка у двери целитель снял головную повязку, накинул и затянул узел на затылке, поправив скользкий шелк. Сунул ноги в сандалии – пряжки застегнулись сами. Уже на пороге обернулся, глянул на Халида насмешливо и почему-то грустно.

– Все не так уж плохо, Зеринге. Даже если сейчас ты так не думаешь.

Дверь бесшумно закрылась. Халид глубоко вздохнул – напряжение медленно отпускало, сменившись усталостью и тупым стыдом. Глупо сорвался. Не вовремя. Хотя, может, и к лучшему. Если теперь чужестранец поверит, что его собственность смирилась, – это хорошо. Пусть поверит. Не может быть, чтоб чары нельзя было снять. Надо лишь найти другого колдуна или жреца – пусть расскажут про эти проклятые Узы. А пока придется терпеть. Если этот болван думает, что может купить его, усадив за один стол с собой и дав денег на оружейника, пусть думает. Преисподняя полна хозяев, которые надеялись на верность рабов.

* * *

Как и обещал, чужестранец вернулся вечером, когда в окна уже глядел закат. Вошел, весело насвистывая что-то и ничуть не боясь гнева домашних духов, не позволяющих свистеть под крышей. Хмыкнул, глядя на Халида, неохотно поднявшего глаза от коленей, на которых лежала сабля.

– И давно ты так сидишь? Еще не налюбовался?

Халид молча пожал плечами, не желая отвечать на лишний вопрос, и снова опустил взгляд.

– Ясно. Позволь хоть глянуть. В руки не прошу – так покажи.

Учтивый… Знает, что воин к оружию без особой нужды и притронуться не даст. Хотя мог бы заставить: к чему соблюдать обычаи с рабом? Ладно, хватит поливать душу ядом, и так тошно. Да и разве покупают для раба такое чудо?

Халид нежно провел кончиками пальцев по длинному, изящно выгнутому клинку серебристо-голубоватой стали. По лезвию вьется тончайший волнистый узор, указывая на бесчисленное множество проковок, небольшая резная гарда имеет кольцо для упора большого пальца, а самшитовый черен мастер инкрустировал слоновой костью, подобранной так, чтобы не скользить в потной или окровавленной ладони, и бирюзой, хранящей от бесчестья и сглаза. Зеринге с ревнивым сожалением убрал руки, открывая саблю чужому взгляду.

– Красавица. Я смотрю, ты глянулся Малхату, подобный клинок он и по моей просьбе не всякому бы продал. Просыпайся, Зеринге, такими пьяными глазами не на булат, а на девушек смотреть надо – точно ни одна не устоит. Кофе будешь?

Не дожидаясь ответа, он кинул на диван большой сверток, вышел, и через несколько мгновений из кухни донеслось звяканье посуды. Халид бережно убрал саблю в деревянные ножны, обтянутые кожей, – словно шахскую дочь запер в темнице – положил на диван, хотя хотелось прицепить к поясу и не снимать даже ночью. Глянул в дверной проем на спину хлопочущего у очага чужестранца. Почему не велел ему приготовить ужин, а сам взялся?

– К тебе приходили.

– Кто?

– Мальчишка лет двенадцати. Спрашивал целителя Раэна. Я сказал, что вернешься вечером.

– Любопытно, – отозвался Раэн, входя в комнату с подносом.

Поставил его на стол, кивнул Халиду на дымящиеся чашки и горку золотистых лепешек, а сам опустился в кресло, мгновенно растянувшись и обмякнув в нем, как холеный домашний кот, даже глаза прикрыл.

– Об этом доме мало кто знает. Что за мальчишка и как выглядел?

– Обычный. Не оборвыш, но и одет небогато. На улицах таких полно.