Книга Луиза Сан-Феличе. Книга 1, страница 151 – Александр Дюма

— Они повесят его на первом же фонаре — если это произойдет в городе, на первом же попавшемся дереве — если это случится в открытом поле.

— Fuimmo, д'Асколи! Fuimmo! 82 Что вы там копаетесь, бездельники? Пару лошадей! Пару лошадей! Да самых лучших! А то, чего доброго, разбойники так и поступят, как грозятся. Но не можем же мы ехать верхом до самого Неаполя?

— Не можете, конечно, государь, — отвечал Мак. — В Альбано вы наймете первую же попавшуюся почтовую карету.

— Вы правы, — согласился король и, повернувшись к лакею, приказал: — Подай сюда сапоги! Не ехать же мне в почтовой карете в шелковых чулках. Подай сапоги, слышишь, бездельник?

Лакей бросился вверх по дворцовой лестнице и вернулся с парой высоких сапог.

Фердинанд переобулся в экипаже, уже не думая о своем друге д'Асколи, словно его и вовсе не существовало.

Он еще только натягивал второй сапог, как привели двух лошадей.

— На коня, д'Асколи! На коня! — сказал Фердинанд. — Что ты там копаешься в экипаже? Ты, кажется, уснул, прости Господи!

— Десять человек охраны и плащ для его величества! — крикнул Макк.

— Да, — сказал король, садясь на лошадь, — десять человек охраны и плащ для меня!

Ему подали темного цвета плащ, который он и надел. Макк тоже сел на коня.

— Я буду спокоен, только когда увижу, что ваше величество выехали за городские стены, а потому прошу у вашего величества разрешения проводить вас до ворот Сан Джованни.

— Вы думаете, генерал, что в городе мне грозит какая-то опасность?

— Предположим… хотя это трудно предположить…

— Черт возьми, — воскликнул король, — а все же предположим!

— Предположим, что Шампионне успел предупредить коменданта замка Святого Ангела и что якобинцы следят за воротами.

— Это возможно, — воскликнул король, — вполне возможно! Так едем же!

— Едем! — согласился Макк.

— Но куда же вы, генерал?

— Я веду вас, государь, к единственным городским воротам, где вас не могут ожидать, потому что они выходят на дорогу, ведущую в противоположную сторону от Неаполя; я имею в виду Народные ворота, они, кстати, ближайшие отсюда. Нам важно выбраться из Рима как можно скорее; выехав из города, мы проедем вдоль земляного вала и четверть часа спустя окажемся у ворот Сан Джованни.

— Французы, видно, хитрющие бестии, если им удалось одолеть такого молодца, как вы, генерал.

Беседуя так, они доехали до конца Рипетты.

Король остановил лошадь Макка, поймав ее за повод.

— Смотрите-ка, генерал, — сказал он, — какие-то люди валом валят в город через Народные ворота. Кто это?

— Если бы можно было пройти за пять часов тридцать миль, я сказал бы, что это бегут солдаты вашего величества.

— Они и есть, генерал. Они и есть. Ах, вы плохо знаете этих молодцов: когда речь идет о том, как бы спастись, у них на пятках вырастают крылья.

Король не ошибся — то был головной отряд бегущей армии; неаполитанцы мчались со скоростью более двух льё в час и теперь уже начали вступать в Рим. Король проехал мимо них, подняв воротник плаща, и они его не узнали.

Выехав за город, кавалькада повернула направо вдоль крепостной стены Аврелиана, миновала ворота Сан Лоренцо, потом ворота Маджоре и добралась, наконец, до знаменитых ворот Сан Джованни, где королю за семнадцать дней до этого были так торжественно поднесены ключи от города.

— А теперь, государь, вот дорога, — сказал Макк. — Через час вы достигнете Альбано, а там уже будете вне опасности.

— Вы покидаете меня, генерал?

— Ваше величество, долг предписывал мне прежде всего позаботиться о короле. Теперь мой долг — заботиться об армии.

— Хорошо. Желаю успеха. Но, как бы ни сложились обстоятельства, мне хотелось бы, чтобы вы помнили: я не желал войны, не я оторвал вас от дел — если таковые были у вас в Вене — и вызвал в Неаполь.

— Увы, это совершеннейшая правда, ваше величество, и я готов свидетельствовать, что все случилось по воле королевы. А теперь — да хранит вас Бог!

Макк поклонился королю и послал лошадь в галоп, направляясь обратно по той же дороге.

— А ты, — прошептал король, вонзая шпоры в бока лошади и гоня ее во весь опор в сторону Альбано, — а ты отправляйся ко всем чертям, идиот!

Как видите, со времени Государственного совета король не изменил мнения о своем главнокомандующем.

Несмотря на все старания десяти солдат, сопровождавших короля и герцога д'Асколи, им пришлось значительно отстать от знатных всадников, у которых лошади были гораздо лучше, не говоря уже о том, что король, охваченный страхом, не склонен был мешкать. К тому же надо заметить, что, сколь бы высокого мнения ни придерживался Фердинанд относительно своих подданных, он не считал этот эскорт достаточным, в случае если в пути встретится опасность. Когда король и его спутник достигли подъема к Альбано, десять солдат из охраны уже давно повернули обратно.

Всю дорогу королем владел панический страх. Нигде в мире не найти местности, которая, особенно по ночам, принимала бы такой фантастический облик, какой принимает римская равнина с ее разрушенными акведуками, что кажутся вереницами гигантов, шествующих в потемках; с ее надгробиями, вдруг выступающими то слева, то справа от дороги; с ее таинственными звуками, похожими на стоны обитающих здесь призраков. Фердинанд поминутно приближался к герцогу и, подобрав поводья своей лошади, словно готовя ее к прыжку через ров, спрашивал:

— Ты видишь, д'Асколи?.. Слышишь, д'Асколи?..

Но д'Асколи, более храбрый, а потому не столь взволнованный, смотрел и, прислушиваясь и качая головой, отвечал:

— Ничего не вижу, государь, ничего не слышу, государь.

Тогда Фердинанд с обычным своим цинизмом добавлял:

— Я говорил Макку, что не уверен в своей отваге; ну, а теперь я уже не сомневаюсь: я отнюдь не храбр.

Так они доехали до Альбано; на это потребовалось меньше часа. Было около полуночи. Все ворота были заперты, в том числе и ворота почтовой конторы.

Герцог д'Асколи узнал контору по вывеске на воротах; он спешился и стал громко стучаться.

Почтмейстер, мирно спавший уже больше трех часов, явился, как обычно бывает в таких случаях, не в духе, но д'Асколи произнес магические слова, отворяющие все запоры:

— Не беспокойтесь, вам хорошо заплатят. Лицо почтмейстера сразу же засияло.

— Что прикажете подать вашим превосходительствам? — спросил он.