Книга Предсказание по таблетке, страница 40 – Елена Янге

В очередной раз я удивилась его прозорливости.

— Это бульварное кольцо. Для Парижа двустороннее движение не характерно. У нас все больше улиц, где машины идут в одном направлении. Вот и приходится кружить по городу.

— Я смотрю, у вас популярны небольшие машины.

— Правильно заметили! С большими машинами — хлопотно: парковаться — проблема, с гаражом — опять проблема. Видите, сколько у нас мотоциклистов, самый мобильный транспорт!

Я кивнула головой, и тут же задохнулась от восторга. Мы проезжали мимо помпезного здания, украшенного колоннами, статуями, позолотой.

— Опера Гарнье, — с гордостью сказал Морис. — Наш театр оперы и балета. Перед ним, как правило, я и собираю свои группы.

Он слегка притормозил и, пригнувшись ко мне, показал на ступени, ведущие к входу в театр.

— Видите? Если захотите, можете прийти сюда завтра к девяти часам. У меня обзорная экскурсия по Парижу.

— Не обещаю, — ответила я. — Мне хочется побродить одной.

— Хороший вариант! — тут же согласился он и полез в бардачок. — Вот карта Парижа, вы можете обойти весь город за три дня.

Мы подъехали к красивому серому дому и остановились.

— Я вас провожу, — сказал Морис, выходя из машины. — Номер моего телефона у вас есть. Если захотите пообедать, звоните.

— Пожалуй, перекушу дома. Кое-что я захватила с собой.

— Как хотите. Только не забудьте позвонить Дмитрию Павловичу.

«Боже, как это я забыла!»

Моя рука потянулась к сумке, но Морис уже шел по направлению к большой двери, и, боясь потеряться, я быстро двинулась за ним.

«Сейчас войду в квартиру и позвоню».

— Ключи не забыли? — спросил Морис.

— По-моему, нет, — растерянно сказала я и полезла в сумку.

Он рассмеялся, и ослепительный ряд зубов в очередной раз отвлек меня от главной мысли этого момента: «Где ключи?»

— Нашла! — радостно воскликнула я и достала красивую ключницу, на каждой петельке которой висел отдельный ключ.

— Смотрю, вы несколько рассеянны, Маргарита Владимировна!

— Бывает! — коротко ответила я.

На площадке второго этажа мы остановились. Морис подошел к двери, обитой кожей и искусно украшенной фрагментами тонкой металлической ковки.

— Вот вы и дома! — сказал он.

Стараясь не выдать охватившего меня волнения, я стала открывать дверь. Один замок, второй, третий. Я помнила наставления Дмитрия Павловича и четко следовала его инструкциям. Наконец дверь открылась, и передо мной оказался большой холл, заставленный книжными шкафами. Казалось, я никуда не уезжала. Еще минута — и в холл выйдет Дмитрий Павлович. Он крепко прижмет меня к велюровому домашнему пиджаку, поцелует в макушку и скажет:

— А вот и Мариночка пришла!

— Я пойду?

Морис вопросительно смотрел на меня, и, казалось, ждал приглашения.

— Спасибо! — быстро ответила я и протянула руку для прощального приветствия.

— Пожалуйста, — грустно ответил он.

— Мне надо немного отдохнуть.

— Конечно, конечно! Такая длинная дорога!

— К тому же, разница во времени.

— Сколько сейчас в Москве?

Я посмотрела на часики:

— Одиннадцать вечера. Уже поздно!

— В Париже жизнь только начинается, — с улыбкой заметил Морис.

— До встречи!

Я подхватила чемодан и закрыла дверь перед его носом.

— До встречи, Рита! — послышался через дверь голос Мориса. — Жду вашего звонка.

— Жди! — прошептала я и полезла в сумку за телефоном.

«Милый дедушка, как же я про тебя забыла!»

Я нашла номер Дмитрия Павловича и, присев на чемодан, стала ждать ответа.

— Мариночка, это ты? — послышался родной голос.

— Дедушка, прости, что сразу не позвонила! — закричала я в телефонную трубку.

— Я и не удивляюсь! — послышался короткий смешок. — Париж тебя заставит забыть обо всем на свете.

— Обо всем, — продолжала орать я, — только не о тебе!

Новые впечатления роились в голове, и возбуждение нарастало. Почему-то казалось, что из-за большого расстояния между нами дедушка плохо слышит, и я старалась говорить как можно громче.

— Я знал, что ты приземлилась благополучно.

— Морис тебе звонил?

— Да, как только в аэропорту сообщили о прибытии самолета. Как он тебе понравился?

— Самолет?

— Нет! — засмеялся Дмитрий Павлович. — Морис!

— Морис? — переспросила я. — По-моему, он пижон!

Посмотрев на дверь, я понизила голос.

— Морис встретил меня в аэропорту, довез до квартиры, рассказал массу интересных вещей…

— Вот и хорошо! — ответил Дмитрий Павлович. — Морис — воспитанный, интеллигентный человек. Забыл тебе сказать: он сын моей старой приятельницы.

— Да, да, слушаю, дедушка!

За дверью послышались легкие шаги.

«Сразу не ушел, — подумала я. — Значит, про «пижона» слышал».

— Как впечатления?

— Потрясающие!

Я вскочила на ноги и заходила по холлу.

— Теперь понимаю, почему ты так часто вспоминаешь Париж!

— У тебя еще все впереди! — с легкой грустью сказал Дмитрий Павлович. — Этот город раскрывается постепенно.

— Я уже почувствовала.

— Посмотрела квартиру?

— Нет! Пока что стою в холле и вижу знакомые книжные шкафы.

Я включила свет и охнула.

— Дедушка, по-моему, тут шикарно!

— Рад, что тебе нравится, не буду мешать. Отдыхай с дороги.

— Дедушка, я тебя очень люблю! Не болей, пожалуйста!

— Уже поправляюсь, позвони завтра.

— Обязательно! Целую!

— Спокойной ночи, Мариночка!

— Спокойной ночи!

Я положила в сумку телефон и вздохнула:

«Только бы не расхворался!»

Желание посмотреть квартиру отвлекло меня от страха за здоровье Дмитрия Павловича, и, сбросив у порога туфли, я медленно двинулась к комнатам.

— Ух ты! — невольно воскликнула я, войдя в гостиную.

Свет от старинной люстры разбежался в разные стороны, и я увидела множество картин, развешанных по стенам комнаты. Картины смотрели друг на друга, и в их размещении был особый смысл. Справа от меня висели пейзажи. Здесь был и луг, и сосновый лес, и пышная тропическая растительность, и липовая аллея с солнечной дорожкой, и степь. Особенно трогательным был луг. Высокая трава еще не высохла от росы, и маленькие капли, отражая солнечные лучи, были похожи на рассыпанные бриллианты. Одинокие колокольчики, повернув нежные головки навстречу солнцу, казалось, слегка жмурились от яркого света. Большие луговые ромашки одобрительно кивали бело-желтыми коронами, а над всем этим великолепием кружили две птицы. В дрожащем утреннем мареве птицы были еле заметны, но их присутствие ощущалось всеми органами чувств. Казалось, что до тебя доносится их одинокая песня, слышится легкий шелест небольших крыльев.