Онлайн книга «Кукушка»
|
Он имел в виду, что она похудела. – Привет, Джеймс. Я как раз на днях вспоминала вечеринку в доме твоего отца… Кажется, после пробных экзаменов. Помнишь? – Разумеется. Как и мой старик! Микки Грей заблевал его постель! Она засмеялась. – Видел твое имя в газетах. Занимаешься мамочкой-монстром? – в радостном возбуждении спросил Сторм. – Да, Джеймс. – Мать твою! – воскликнул он, весь сияя. – Честно говоря, эта кличка уже достала, – посетовала Эмма. – Все потому, что женщина белая и среднего класса. Таблоиды не стали бы тратить полосы на бедную иммигрантку, у которой лопнуло терпение… А ты чем занимаешься, Джеймс? – Я-то… Агент по недвижимости. – Мать твою! – сказала она. Даги рассмеялся, перехватил официанта и передал ей бокал шампанского естественным жестом, который приличествует мужу. А она взяла, не поблагодарив, – как жена. Достала сигареты. – Покурю. На минутку. На улице было холодно и странно тихо, потому что лег снег, по крайней мере, здесь, в саду, – не много, но достаточно, чтобы понизить шум города на децибел-другой. Несколько снежинок, а может, просто пепел кружился в теплом желтом свете лампочек на дереве. Праздновали где-то в Баттерси, в складском помещении на узкой улице. Эмма была не единственной, кто решил покурить. Отошла подальше и села под деревом за стол с навесом. Тонкие колготки совсем не спасали, металлическая скамья обжигала холодом мягкие безволосые бедра. Эмма чувствовала себя обнаженной во всех смыслах: холод, Конни, Эбигейл… Она никогда не говорила об Эбигейл. Лишь дважды в подробностях обсуждала ее смерть: с Саем и психиатром в первые месяцы после случившегося. Теперь это в прошлом. Эмма невольно думала о Конни, которую против воли заставляют вспоминать, и о том, как щедра она в своей честности. – Что-то случилось? Она подняла глаза – рядом сел Даги – и протянула ему сигарету. – Не курю, – сказал тот, беря сигарету из ее пальцев. Эмма засмеялась. – Ну да. Ты у нас крутой! – Вроде того, – ответил он, затягиваясь и возвращая. – Всегда любил спорт. – И люблю. До сих пор занимаюсь. – Ты был таким способным, Даги… Зачем тебе эта айтишная скукота? Он засмеялся. – Не такая уж и скукота. Хотя, конечно, не столь увлекательно, как твоя работа. Тебя не тошнит, что все спрашивают про это дело? – А что, видно? Я нагрубила? – Черт, околеть можно! Возьми-ка куртку. Она позволила накинуть себе на плечи куртку. Их поколение, наверное, последнее, кому свойственна такая галантность. – Умеешь хранить секреты? – спросила Эмма. – Конечно. – Она потрясающая женщина. – Кто? – Констанс Мортенсен. – В самом деле? – Она мне нравится. – А разве тебе можно привязываться к пациентам? Эмма пожала плечами. – Понимаешь, она не помнит само преступление. – К счастью для нее. – Нет, она диссоциировалась от своих действий. Даги поежился, и Эмма придвинулась, чтобы согреть его. Это было опасно, кокетливо, но она задолжала ему тепла. – Как думаешь, любой человек способен на что угодно при определенных обстоятельствах и неправильных препаратах? – спросила она. – Нет, не на что угодно. Она поняла, что ровным счетом ничего о нем не знает. – Может, все мы просто бомбы замедленного действия… Хмельным глазам Эммы казалось, что лампочки над ними крутятся. Даги забрал у нее бокал и положил другую руку под куртку, ей на спину. Его прикосновение будоражило, возбуждало. – Ты очаровательна, Эмма Дейвис! Я всегда так считал. Вот оно, мгновение, о котором она грезила, которое планировала. Эмма чувствовала, как отзывается ее тело, сердце ухает куда-то в самый низ, все существо внезапно пульсирует в предвкушении – от бразильской зоны бикини до кончика языка. Рот наполнился слюной. Она вспомнила Конни, Карла и Несс, фантастическое стремление ощутить себя живой, жить в моменте, трепетное чудо – быть человеком. Ощутила дыхание Даги у себя на лице, заглянула в знакомые темные глаза. А потом подумала о Сае. – Что случилось? – прошептал он, приближаясь к ее губам. – Я хотела бы тебя поцеловать, Даги Томпсон. Больше всего на свете! Я хотела поцеловать тебя тридцать лет назад на том засаленном коричневом диване. И как же я, семнадцатилетняя, теперь буду ненавидеть себя за то, что я тебя не поцелую… – Нет? – переспросил он недоверчиво. – Нет… – Всего-навсего поцелуй! – Нет… Но спасибо. Даги кивнул и улыбнулся, едва заметно отодвигаясь. Его глаза еще блестели. – Благоразумная Эмма Дейвис. В голосе угадывалось легкое раздражение, и Эмма ощутила острую радость, что пресекла все в самом начале. Верно, вспомнила она теперь, он привык получать то, что хочет. – Не знаю, кто он, но парню здорово повезло, – сказал Даги, протягивая ей бокал. * * * Сейчас, субботним вечером, она ждала своего везучего парня после репетиции оркестра. Из церкви потянулась вереница музыкантов. Вот и он. Не такой, как всегда, – среди «своих», в родной стихии. Перебросился шуткой, придержал кому-то дверь. Среднестатистический мужчина средних лет, она это ясно видела; с виду ничего замечательного, и тем не менее все в нем говорило о надежности – именно к такому человеку обратишься в беде. Сай отпустил дверь и споткнулся о булыжник. На секунду ей стало за него стыдно – буффон с саксофоном. Но он был ее буффон с саксофоном, и она его любила. Эмма опрокинула в себя остатки джина-тоника и вышла из паба, на прощание улыбнувшись польской девушке за стойкой и бегло кивнув одурманенным старикам. На слякотной улице, поднимая руку, чтобы помахать Саю, она вдруг увидела, как к нему подходит маленькая блондинка. Саванна, подруга Эдриана. Они чмокнули друг друга в щеку и нерешительно остановились, глядя по сторонам, затем неторопливо пошли к перекрестку. Свернули направо и скрылись в уютном дорогом кафе с настоящим камином. Эмма пересекла дорогу, глядя сквозь стекло, как их проводят от барной стойки к столику. Зашла в магазин велосипедов и спряталась за летающим диском, который на поверку оказался колесом. Совершенно напрасно она пряталась – они ничего не замечали, были полностью поглощены друг другом и вовсе не оглядываясь в ожидании Эдриана, как она смутно надеялась. Чем дольше тот не появлялся, тем сильнее щемило у нее в животе. |