Онлайн книга «По счетам»
|
– «Терпение, Штюбинг, терпение, и ваша щетина превратится в золото», – с издевочкой спародировал артиста Кадочникова Накефирыч. – А почему крайний 25-го? – До Хряща доведено, что мнимые хозяева квартиры возвращаются в четверг. Так что, либо в ближайшие три дня они решатся и вломятся, либо… Факир Анденко был пьян, и фокус не удался. – За «не удался» мне особенно понравилось. Учти, я в одиночку за ваши с Захаровым художества отвечать не собираюсь. Если что – вместе, паровозом пойдем. – Само собой. – Само собой только кошки родятся. И от этой начальственной, с во-от такенной бородой хохмочки, меня буквально подбросило. Черт! Как же это я про кошку-то забыл? Вот ведь как, все утро шпынял Мыколу за невнимание к мелочам, а сам едва не упустил такую важную деталь. – Хорошо, Григорий, три дня я вам даю. Но не больше. Сколько человек планируешь привлечь к операции по захвату? – Думаю, квартета рыл, включая нас с Захаровым, за глаза и за уши… В данном случае я умолчал про пятого штыка, которого мы с Захаровым вынужденно привлекли к операции. Штыка звали Анюта Маркина. Была она студенткой 5-го курса юрфака и в настоящее время проходила у нас в отделе производственную практику. Девушка грезила оперативной работой, мечтала о раскрытиях тягчайших преступлений, о погонях и задержаниях. Причем непременно чтоб со стрельбой. Но вместо этого она второй месяц сидела в канцелярии и занималась скучнейшей писаниной – от составления статотчетов до оформления стенпечати. Вот мы с Мыколой и решили привлечь бедолагу к реальному делу. Резонно рассудив, что Хрящ, обнюхивая квартиру, захочет убедиться в реальности домработницы. А коли так, в ближайшие три дня некая особа женского пола должна приходить в адрес на Марата, проводить там около часа, после чего отправляться на Финляндский вокзал и садиться в электричку сестрорецкого направления. Работа вроде и несложная, но у нас в отделе не так уж много бабья. А то, которое имеется, подбить на подобную авантюру представлялось делом решительно невозможным. Так что практикантка Маркина пришлась очень кстати. Надо ли говорить, что наше предложение Анюта приняла с зашкаливающим восторгом? Хотя и немного огорчилась, узнав, что домработнице служебное оружие по роли не полагается. – Квартет, говоришь? А не маловато? Впрочем, с учетом допштыков из дежурной смены закрытого поста наружки – да, согласен. Иное дело, еще бы понимать, где этот закрытый пост организовывать? Не на соседнюю же крышу их сажать. – Обойдемся без наружки. Мы закрытый пост своими силами организуем. Обещаю, выйдет дешево и сердито. – Это как же? – Воспользуемся гостеприимством бабы Гали и ее технической новинкой. Далее я коротенько рассказал Накефирычу о заморской штуковине под названием «дверной глазок» и о блестящих перспективах использования оной в оперативно-розыскной деятельности. После этого мы распрощались, и я снова поехал на улицу Марата. На сей раз за кошкой. О чем и толкую – исключительно суматошным выдалось нынче воскресенье. * * * Вот кого этим вечером менее всего ожидала и хотела увидеть Люба, так это Хряща. Знала бы, кто прозванивается, ни за какие коврижки дверь не открыла бы. Но теперь делать нечего, впустила. Провела длинным коммунальным коридором в свою комнату и, не скрывая раздражения, поинтересовалась: – Чего приперся? – Не знаешь, где Барон? – А я что – сторож ему? Или супруга? – Вы же в прошлое воскресенье вместе в город возвращались. Может, говорил чего? – Сказал, что собирается отъехать из Ленинграда ненадолго. А чего, куда – понятия не имею. – Жаль, – огорчился Хрящ, но тут же с плотоядным интересом взялся рассматривать Любу. На которой сейчас были надеты лишь легкомысленный халатик поверх комбинашки да шлепанцы на босу ногу. – А ты, выходит, одна в выходной день скучаешь? Может, вместе поскучаем? Он сделал попытку облапать ее своими ручонками, но Люба увернулась и злобно сверкнула глазищами: – Алё! Лапы в карманы убрал! – Ты чего сегодня такая? Как с цепи? – А того! Много вас тут желающих ходит. Которые на халяву норовят. Плати червонец, вот тогда я с тобой поскучаю. А нет – так ступай в Летний сад. – Почему в Летний? – А там до фига статуй голых. Любую выбирай и лапай сколько влезет. – Скока-скока? Червонец? Да за десятку я на Невском такую кралю снять смогу! – Без проблем. Вперед. Трамвайную остановку показать или сам найдешь? – А Барону-то, небось, бесплатно дала? – Дала. Потому что Барон настоящий мужик. А вы, остальные, – плесень. – Обидные слова говоришь, Любаша, – показно вздохнул Хрящ. Впрочем, следом достал бумажник и отслюнявил две пятерки. – На, подавись. Пихнув деньги в карман любимого халатика, он схватил девушку за руку, рывком притянул к себе и, обдавая перегаром, принялся деловито расстегивать пуговицы. – Погоди! Слышишь-нет? Да уймись ты, кобель похотливый! – А щас-то чё не так? – все более распаляясь, пузырил слюнями Хрящ. – Уплочено – так что будьте любезны. – Буду. Любезна. Только сперва сгоняй на угол. – Люба сунула ему одну из пятерок. – Возьми портвяшку и чего-нибудь на зуб положить. С утра маковой росинки во рту не было. – А вот это дело! Мудрая ты женщина, Любка! Сей момент, одна нога здесь, другая там. Довольный Хрящ выскочил в коридор, хлопнула входная дверь, и в квартире снова сделалось тихо. Люба устало опустилась на табурет. Скользнула взглядом по прикнопленной к стене фотографии Коренева-Ихтиандра, с неземной улыбкой и столь же нездешними глазами, и по щекам ее потекли тонкие струйки слез, а губы задрожали. – Господи! Как же вы мне все надоели!.. «Не плачь, Гуттиэре!» * * * Добывать кошку Анденко решил не в тещином, а в соседнем дворе, чтобы случайно не оказаться опознанным кем-то из жильцов, знающих его в лицо. А то ведь за милую душу настучат Анне Спиридоновне, что ее разлюбезный зять совсем с глузду двинулся. Кошачья стайка предсказуемо сыскалась у мусорных баков. Окрас и размер особого значения для Григория не имели. Главное, чтоб отловленный экземпляр оказался не откровенно помоечного вида. Достав из авоськи купленную в гастрономе полуметровую связку, она же – цепочка сосисок, Анденко отломил одну, присел на корточки и, вытянув руку с зажатым в кулаке лакомством, начал приманивать тварей «кыс-кысаньем». Кошки смотрели на инспектора УР настороженно. С выражением «и хочется, и колется» на мордах. И все же одна, самая смелая или самая голодная, некоторое время спустя решилась на сближение. Анденко не шевелясь выжидал. Кошка, шевелясь, подступала. Наконец она подошла настолько близко, что смогла вцепиться зубами в сосисочный хвост, – и тогда молниеносным движением свободной руки Григорий схватил зверя за загривок. Кошка обиженно мяукнула, вырвалась и бросилась наутек, оставив Анденко на прощание горсть шерстинок в кулаке. |