Онлайн книга «По счетам»
|
– В это время там отбывал очередной срок осужденный Алексеев. Которому вы подтвердили и завизировали диагноз «тяжелая форма туберкулеза». Так? Бесстрастное доселе лицо женщины дрогнуло, напряглось, и подозрения Кудрявцева окончательно переросли в уверенность. – Возможно. Поймите, через меня проходят тысячи больных и столько же диагнозов. Я физически не могу помнить подробности лечебных дел каждого! – Согласен. Но ведь Алексеев – не каждый? – Что вы имеете в виду? – Объясните, почему в архиве медслужбы загадочным образом отсутствуют флюорографические и рентгеновские снимки именно этого зэка? – Не знаю. Впрочем, бардака у нас хватает. – Ну да, ну да. По сути, бардак – универсальный ответ на любые неприятные вопросы. Этим термином у нас действительно можно объяснить всё. – Владимир Николаевич, перестаньте ходить вокруг да около! – устало попросила Анисимова. – Говорите прямо, начистоту. – Хорошо, будь по-вашему. Мы полагаем, что, встретив на зоне однополчанина, человека, с которым вы, Клавдия Михайловна, воевали в одном партизанском отряде, вы решили помочь ему выйти на волю досрочно. По так называемой актировке. И с этой целью обеспечили ему фальшивый диагноз. Было дело? Всё. Вот теперь Клавдии сделалось по-настоящему страшно. Не за себя. Не за карьеру, судьбу и все прочее, под откос летящее. Страшно за сына. Каково ему, Сереженьке, будет, когда в адрес воинской части прилетит казенная депеша. Гласящая о том, что мать проходящего срочную службу ефрейтора Анисимова взята под стражу и дожидается суда по обвинению в должностном подлоге. А ведь она была абсолютно уверена, что авантюру с диагнозом Юры провернула так, что комар носа не подточит. Увы! На поверку оказалось, что сплетни-страшилки про всемогущество КГБ не лишены оснований. И все же запираться далее было глупо, и Клавдия сдалась. – Вы правы. Все именно так и было. Но Юрий в данном случае ни в чем не виноват. Все это я сделала по собственной инициативе и вопреки его желанию. Анисимова отважно посмотрела на Кудрявцева, давая понять, что от своих слов не отступится. – А почему он возражал? Не хотел вас подставлять? – И это тоже. А еще по причине статуса. – По причине, простите, чего? – К тому времени в зэковской среде Юрий проходил по разряду так называемых положенцев. Которым, извините за жаргон, западло пользоваться льготами и послаблениями со стороны администрации. – Теперь понял. И что, с тех пор вы его не… – Нет. Больше мы не встречались, – покачала головой Клавдия. И, предупреждая возможный вопрос, добавила: – Где он сейчас, чем живет – не знаю. – Что ж, спасибо за откровенность. Кудрявцев высунулся в предбанник: – Олег Сергеевич, мы через пару минут заканчиваем. Я вас попрошу, потрудитесь затем проводить Клавдию Михайловну. На борт. – Как на борт? – потрясенно уставилась на кагэбэшника Анисимова. – А разве вы меня не аресто… не задерживаете? – Не вижу необходимости. Единственное, вы должны пообещать, что этот разговор останется между нами. Договорились? – Договорились, – растерянно подтвердила Клавдия. – Скажите, Юрий снова что-то натворил? – Я не могу ответить на этот вопрос. Врать не хочу, а сказать честно – не имею права. – А я очень сильно навредила ему своим… признанием? – Нет. Может быть, даже наоборот – помогли. Анисимова облегченно выдохнула. А затем неожиданно улыбнулась: – А я вас, Владимир Николаевич, вспомнила. – То есть? Разве мы?.. – Летом 42-го года вы провели одну ночь у нас в отряде. После того как каратели уничтожили вашу диверсионную группу. – Было дело. Надо же, а вот я вас, к сожалению, совершенно не помню. – В этом нет ничего удивительного, – грустно улыбнулась Анисимова. – «Мужчина двадцать лет спустя» и «женщина двадцать лет спустя» – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. – Не знаю, как в Одессе, но для своего возраста вы выглядите просто шикарно. – А вы и про возраст мой разузнали? – Ничего не поделаешь, служба. – Согласна, дурацкий вопрос. – В свою очередь соглашусь, что мой как бы комплимент исключительно бестактен. Клавдия Михайловна, раз уж такое дело, позвольте вопрос личного характера? – Да, конечно. – Вам известны обстоятельства гибели Михаила Михайловича Хромова? Лицо Клавдии исказилось неподдельной болью. – Нет. Я даже не знала, что дядя Миша погиб. Когда это случилось? – Судя по всему, в ноябре 1942-го. – Дело в том, что в конце августа у нас образовалась редкая возможность переправить на Большую землю партию раненых. Вместе с нею в Тихвин улетела и я. И с тех пор никого из наших больше не встречала. За исключением Юры. А что, это как-то связано… – Нет. Просто Хромов был моим другом. – Дядя Миша, он… он очень хороший человек. Был. Я его очень любила. Его и Сережу Лукина. Если бы не они, меня вообще могло не быть сейчас на этом свете. – Как?! Как вы сказали? Сергей Лукин? – Ну да. – Он что? Он тоже был в вашем отряде? – Лукин попал к нам в октябре 1941-го. Вскоре после того, как бежал из немецкого плена. Я помню, как в день его у нас появления дядя Миша увел Сергея в землянку и беседовал с ним часа три, не меньше. А потом пошел к командиру и персонально за него поручился. Кудрявцев задумчиво потер лоб. – М-да… Как говорили древние мудрецы, предопределенного роком не может избежать даже Бог. А вас, выходит, тогда, летом, тоже ранили? Реакция Анисимовой на сей, казалось бы, невинный вопрос последовала совершенно удивительная: она залилась краской и, насупившись, произнесла почти сердито: – Вы могли бы обойтись и без наводящих вопросов. – В каком смысле? – А в таком, что, изучив мое персональное дело, вы, разумеется, не оставили без внимания тот факт, что в феврале 1943 года у меня родился сын. Исходя из чего нетрудно догадаться, по какой именно причине я была отправлена на Большую землю. На самом деле, Клавдия разозлилась напрасно. Подготовленную на нее справку Кудрявцев, конечно, читал. Но как раз этому моменту в биографии значения не придал. Но теперь, когда он увязал внезапную нервическую вспышку с услышанными подробностями, его потрясло-осенило: – Отец ребенка – Алексеев? – Да, – сухо подтвердила Клавдия. – А он… знает? |