Книга Не встречайся с Розой Сантос, страница 32 – Нина Морено

Он помахал мне на прощание и свернул к своему дому, а я направилась к своему. На другой стороне улицы к дому подъехала машина Малькольма, и я подошла к нему.

– Долгий день?

Он выпрямился и устало улыбнулся, ослабляя узел галстука.

– Увы, не все студенты такие мотивированные и организованные, как ты.

– Ты так говоришь, просто потому что я твоя любимица!

Малкольм был прекрасным куратором, и у него все отлично получалось, но в этом смысле он вел себя совершенно как курица-наседка. Когда я только решила поступать в колледж, он помогал мне разбираться с новыми требованиями, которые постоянно появлялись. И поддерживал, убеждая, что все получится, когда становилось чересчур тяжело.

– Как дела? – спросил он, сложив руки на груди и опираясь бедром на машину.

– Хорошо, – совершенно искренне сказала я.

Малькольм посмотрел на меня как на книги, расставленные на полке не по порядку:

– Просто хотел узнать, как ты. Я слышал про отмену стажировки, поэтому волновался за тебя.

– А, точно. Ну, на самом деле я до сих пор в шоке. Я собиралась с тобой поговорить, просто как-то не до того стало со всем этим фестивалем и свадьбой.

– Ну, может, это и хорошо. Ты по-прежнему хочешь поступать в Чарльстон?

– Не знаю. Я пока решила сделать паузу и сравнить все возможности. Но все хорошо. Правда.

– Ладно, – сказал он так, словно не поверил, но не хочет настаивать. – Кстати, я видел сегодня твою маму возле стены. У нее был довольно нервный вид.

– Да она всегда так выглядит.

– Она еще не уехала?

Он ничего такого не имел в виду. Я это понимала. Малкольм всегда утешал меня после маминых отъездов, отвлекая новыми книжками в детстве и новыми книжками с канцелярскими товарами в довесок – теперь, когда я выросла. Но все равно это «еще» в его вопросе задевало.

– Нет, она дома. Надо бы вместе поужинать завтра или что-то в этом роде.

– Хороший план. Спокойной ночи, Роза.

– И тебе. Надеюсь, Пенни даст вам поспать.

Он немного истерично расхохотался и пошел по дорожке к крыльцу.

Я перешла улицу. Фонарь на нашем крыльце мигал, и, открывая входную дверь, я сделала мысленную пометку купить лампочки.

В гостиной стояли мать и бабушка – и ссорились. Лица у обеих были напряжены, и явно последние и самые острые слова, готовые сорваться с языка, были удержаны моим появлением.

У маминых ног стояли дорожные сумки.

– Что тут творится?

– Твоя мать уезжает, – провозгласила Мими. Мое лицо все еще горело от холодного воздуха – то самое лицо, которое сейчас можно найти во всех соцсетях нашего города вместе с черепахой и очень ярким спасательным жилетом. В моей груди, где только что цвела надежда, теперь начала разрастаться боль. Мими начала по-испански просить у святых и предков терпения.

– Почему сегодня? – спросила я дрожащим голосом, ненавидя себя за это. – Ну почему обязательно именно сейчас? А как же твоя стена? А как же я?

– Я продала картину, и мне нужно… – На лице мамы отразилось напряжение. Она старалась не обращать внимания на причитания Мими о тьме, которую она якобы носит внутри. – Я получила заказ, и нужно… – Она пыталась сосредоточиться на мне, но ее шумное дыхание было как раскаты грома. – Хватит! – наконец взорвалась она и повернулась к Мими. – Я стараюсь изо всех сил. Уж извини, что те вещи, которые получаются, так тебя разочаровывают.

– Чего ты ищешь, mija? – взмолилась Мими. – И почему того, что ты ищешь, нет здесь? Почему тебе этого недостаточно?

Мама замерла на месте, охваченная обидой и гневом. Грудь ее вздымалась и опускалась. Эта ссора перерастала во что-то слишком страшное.

– Потому что этого никогда не было достаточно тебе.

Мими моргнула.

– Как ты смеешь так говорить?

Мама откинула голову назад и с горечью рассмеялась. Ее темные волосы разлетелись в беспорядке, а глаза сверкнули от бушевавших в ней чувств.

– Твоя история – всегда трагедия, но я почему-то оказываюсь злодейкой, – ответила она. – Мы обе понесли потерю, мама. И я стараюсь. Я оставила ее в том месте, которое она любила, но которое никогда не отвечало мне взаимностью.

– Ты уезжаешь не из-за картины. – Я стащила со спины рюкзак и бросила его под ноги. – Я считаю, что заслуживаю честных ответов. Когда мы вместе завтракаем, хохочем и строим планы, я в очередной раз думаю – ну, может, на этот раз все действительно изменится. Но ты уже тогда планировала уехать, правда? Наверняка даже собрала вещи?

Ее глаза наполнились слезами, и она ничего не сказала.

Все это просто не работает. Любовь не должна быть такой. Я посмотрела на Мими:

– Тогда ты мне ответь. Почему она уезжает? Почему ты никогда не говоришь про Кубу? Почему у нас все вот так?

Мими закрыла глаза. Одной рукой она коснулась лба, а другой – амулета с изображением святого, она его всегда носила. Меня охватила ярость за то, что мы причинили ей боль. Когда мама возвращается домой, этим всегда заканчивается. А я стала просто сообщницей.

– Скажи ей то, что ты сказала мне, – произнесла мама хриплым голосом.

Мими замерла. Открыла глаза и пристально посмотрела на маму.

– Все помнят, как я убивалась по нему на пристани, все знают. Но скажи ей, что было перед этим.

– Ты ничего не понимаешь, – тихо сказала Мими. – Только убегаешь прочь и думаешь, что тебе одной больно.

– Скажи ей, что это моя любовь его убила! – громко повторила мама, не желая успокаиваться. – Что я любила его слишком сильно, поэтому море забрало его. Пока весь город оплакивал мальчика, погибшего в море, ты посмотрела на свою дочь и ее растущий живот и сказала, что это все из-за проклятья. Что все из-за меня.

Последнее слово звучало как удар колокола, пробудивший наших злых духов. В комнате словно похолодало.

– Ты понятия не имеешь, что такое для меня – возвращаться. Прикусывать язык, делать вид, что мне все равно, когда люди косятся на меня, словно я ходячее несчастье. Слышать его голос из-за каждого угла. Я из кожи вон лезу, но каждый раз возвращаюсь ради своей дочери, потому что, несмотря на все это, здесь – ее дом, и она его любит. Вот это и есть мое проклятье, а вовсе не твое дурацкое море.

Мама бушевала, словно буря, а Мими потрескивала искрами, как туча перед грозой. Я и раньше видела, как они ругаются, но не так, как сейчас.

– Я все понимаю, – прошептала Мими.

– Не понимаешь, если…

Тут моя abuela взорвалась:

– Когда я выбралась из той разбитой лодки, держа тебя на руках, я знала, что каждый мой шаг по берегу – это шаг прочь от него. – Слова тяжело перекатывались у нее во рту, и голос был скрипучим, словно она вскапывала каменистую землю заржавевшей мотыгой. – Я своими глазами видела, как он утонул. Смотрела, как он погружается в морскую пучину, и знала, что ничего не могу сделать, чтобы его спасти. Но я заставила себя выйти из моря и ступить на землю – ради тебя. Я раз за разом прикусывала язык, пока учила тот, на котором говорят в нашей новой стране, и всякий раз, глядя на море, я скорбела о нем. Потом я видела, как все это снова происходит, с тобой. Но я осталась. Ради тебя. – Она посмотрела на меня. – И ради нее. Я все понимаю, но для тебя я все равно злодей, Лилиана.