Онлайн книга «Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ»
|
В воскресенье Вероника привезла собранные домработницей вещи, первый снег не за горами. – Сашуль, долго тебе ещё здесь? – Вероника была при полном параде и всё время пыталась прижаться к нему, даже в порыве схватила его руку и водрузила на свой внушительный пятый размер. Александра этот манёвр нисколько не тронул. А ведь работало раньше! Странно, физически-то он, наверное, никого больше не захочет, все желания остались только в голове, откуда, вернее всего, их и клещами не вытащишь. Но Веронику больше не хотелось ни при каких раскладах. Ему нужно было нечто большее, и он был уверен: это нечто он может испытывать только к Александре. А так – как ни печально осознавать – он реально становился импотентом в прямом и переносном смысле. Вытолкать Веронику было делом не из лёгких. Она чувствовала, что теряет надёжную опору в лице Александра Михайловича, и настырно хваталась за любой шанс проявить себя и доказать свою нужность и необходимость, тем более в таком положении, в каком он оказался. С облегчением вздохнул, когда наконец-то остался один. Без Аркадия в клинике было тоскливо, и он решил самостоятельно выйти на прогулку. В коридоре никого, диван непривычно пустовал. Воскресенье! Уже на выходе столкнулся с миловидной шатенкой и почему-то решил, что это жена хлюпика из восьмой, хотя никогда её не видел и даже не представлял, как она выглядит: «Интересная, но не Саша! Глупость! Почему я так решил? Что, только один он лежит в больнице?!» Облезлые деревья ещё хранили остатки пожухлой листвы в ожидании первых заморозков. Холодный воздух немного утратил привычную осеннюю питерскую сырость, ветра почти не было, и Александр, минуя больничный двор, вышел на улицу. Машины по-воскресному лениво проезжали мимо, немногочисленные пешеходы никуда не торопились – на то оно и воскресенье, день покоя и непротивления. Он не сразу понял, что это она. Саша в объёмной парке с капюшоном, надвинутым на лицо, что-то разглядывала в витрине маленькой антикварной лавки. Захотелось неожиданно подбежать сзади и обхватить её руками, не дав опомниться. Идея была не из лучших, как и все, связанные с ней в последнее время. Она тоже не сразу узнала его – побрит, умыт и прилично одет. – Энцефарект! – она засмеялась. – А я ведь перерыла весь интернет. Вы были правы. Нет такого слова. Всё время вместо энцефаректа вылезал энцефалит. Это очень смешно. – Да уж! Но они где-то рядом. А что вы делаете здесь? – А вы? – Саше явно не нравилось его любопытство. – Гуляю! «Точно! Пришла его супруга, и она вынуждена была уйти. Теперь слоняется, дожидается своей очереди», – опять со злостью подумал Александр. – Вот и я гуляю! – он растерялся, не в силах продолжить разговор. Надо предложить что-то кардинальное. – Не хотите на чашку чая или кофе с пирожными? Здесь за углом милое, тихое кафе. «Это лучше, чем сидеть в машине», – решила Александра и молча кивнула. Он, такой изощрённый в общении с женщинами, вдруг почувствовал себя мальчишкой и глупо потерялся. Слишком много эмоций! Медленно ложкой давил лимон в стакане с горячим чаем и вдруг неожиданно спросил: – Саш, вы счастливы? Она удивлённо, не по-доброму взглянула на него, показалось, что ей хочется послать его куда подальше. – У вас есть основания задавать мне подобные вопросы? – Нет, просто вы мне небезразличны… – Даже так! Вы же меня почти не знаете. – Это вам так кажется. Я знаю о вас гораздо больше, чем вы предполагаете, – соврал Александр и даже не покраснел. – Господи! Давайте на «ты». Если не против, конечно. – И что же ты знаешь? Ему показалось, после её «ты» они стала немного ближе. – Давно вы вместе? – он не ожидал, что решится продолжить этот разговор. – Ты спрашиваешь о Максиме? Я правильно тебя поняла? Он кивнул, хотя понятия не имел, как его зовут. – Лет пять. Я брала у него интервью для журнала «Деловой Петербург», – ничего не предвещало, что она так быстро начнёт рассказывать о себе, ничуть не смущаясь. Может, накипело? – Отношения завязались стремительно. Мы оба потеряли голову. У него трое детей. Жена, которая даже не догадывается о моём существовании. Он никогда их не бросит. Мы часто видимся, но недолго. Это, наверное, первый раз, когда мы столько времени проводим вместе, хоть и при очень печальных обстоятельствах. Отсюда он сразу уедет в израильскую клинику. Жена будет его сопровождать. Осталась всего неделя. Ничего выдающегося в моей жизни больше не происходит. Семьи нет, детей тоже. – И вы… прости… ты из-за него пожертвовала всем. – Жертвовать мне особо было нечем. Я была замужем, но мужа, как оказалось, не любила. Её голос отдавался в его голове каждой произнесённой буквой, интонацией. Он был то громкий и отчётливый, то тихий до шёпота. – У тебя красивый голос… – Спасибо, я знаю, – она улыбнулась. «Не из робкого десятка. Держит себя достойно, гордая, независимая. И эти глаза! В них столько оттенков, глубины, чувственности». – Тебе никогда не хотелось закончить всё это? Жить нормальной жизнью, ездить с кем-то отдыхать. Да всё что угодно! – он не спрашивал, он пытался убедить, что такое положение вещей не для неё, что всё это убивает и лишает радости. Саша молча слушала, не перебивая. – Ты хотела хоть раз прекратить эту пытку и уйти? – Нет, – спокойно ответила она. – Зачем? – Значит, он не любит тебя, раз не может принять решение! Это не любовь! – Не тебе судить! Каждый любит, как умеет. Достаточно того, что я люблю его, и не жду никаких жертв. Он очень привязан к детям и не оставит их без отца. Александра душила ревность. Он уже не первый раз испытал это чувство по отношению к Саше. Никому не удавалось задеть эти струны. Стало невыносимо трудно дышать, и он переводил дух, пытаясь успокоиться и начать трезво смотреть на вещи. Она любит Максима, и он бессилен. Любовь вопреки всему. Так любила его Антонина. И он ведь знал об этом, но не оценил, не воздал должное, не мог понять, что это значит и что с этим делать. Потом раздался звонок, она отошла, а когда вернулась, сообщила, что возвращается в клинику. Александр не стал уговаривать остаться хоть на немного: «Пусть катится! Место освободилось и побежала! Глупая! Какая она глупая!» Они вышли вместе из кафе и разошлись в разные стороны, толком не попрощавшись. Она в палату номер 8, он – куда глаза глядят. Тупо бродил по улочкам и переулкам, вглядывался в лица прохожих. У каждого свои проблемы, своя боль, неразрешимые противоречия. Кто-то счастлив в данную минуту, кого-то разрывает на части от непонимания и одиночества. Но все идут с непроницаемыми лицами, поди разбери, что у них там творится внутри, о чём думают, что тревожит. Самыми счастливыми казались зелёная молодёжь, ещё не получившая пинок разочарований, да мамашки с колясками. |