Онлайн книга «Механическая птица»
— Разберемся с чем? — спросил я. — И что значит «танцующий с монетами»? Савир, который до сих пор терпеливо ждал своей очереди, решил, что настало время возобновить наш разговор, состоящий из одного слова. — Кастрадази, — затянул он и снова подбросил монету в воздух. Монета вращалась в воздухе несколько секунд, прежде чем упасть обратно на ладонь. — Его монета — это сотокастра, — объяснил Даррел. И постучал по моей руке. — Как и твоя. — Ты дал мне ее возле трактира, — заметил я. — Зачем? — Разумеется, затем, чтобы в конце концов ты оказался здесь. — Здесь? Он вздохнул. — Пески и печаль, дайте мне силы. Здесь. На этом мосту. В этом городе. В эту ночь. — Он указал на Савира. — Встретился с ним. — Я пришел сюда, потому что Фериус… Подожди! Там, в трактире, когда вы играли в карты, ты велел Фериус отправить меня сюда сегодня вечером? Даррел одарил меня улыбкой. Такой, которую вы изображаете, когда нужно выразить некие чувства… ну, полностью противоположные тем, какие обычно сопровождаются улыбкой. — Ты гений, парень. Теперь мы можем заняться делом? — Хорошо. — Я потянулся к карману, за картой Фериус. Даррел схватил меня за запястье и сильно сжал его. — Не здесь, идьот. И не сейчас. Я попытался выдернуть руку, но хватка у старика была железная. Рейчис рыкнул на него. Энна (видимо, это ее имя) подошла и положила ладонь на плечо Даррела. — Не торопи бедного мальчика. Посмотри ему в глаза. Он несет на плечах все бремя мира. Она осторожно выдернула мою руку из пальцев старика и посмотрела мне в глаза. — Они пока что не станут убивать девушку, Келлен. — Откуда ты знаешь? — Пытки нужны не только для причинения боли. Это делают и затем, чтобы внушить страх. Они пытаются напугать мать девочки и заставить ее отдать то, что им нужно. — Но тогда… Наверное, мы должны найти их первыми? — Доверься нам, — сказала Энна, сжимая мою руку. — Ты здесь не просто так. Даррел посмотрел на человека в балахоне, который внимательно наблюдал за нами. — Савир хочет увидеть, как ты управляешься с монетой. Заставь ее танцевать. Я понятия не имел, что это значит, но повиновался. Монета взлетела в воздух, но не задержалась там так же долго, как у Савира. Танцующий-с-монетами покачал головой. — Дази, — сказал он. По-видимому, теперь наш разговор сократился до половины слова. Он зажал монету в пальцах и постучал ею по лбу, потом по груди и, наконец, по моей руке. — Кастра дази. — Он говорит: чтобы танцевать, ты должен использовать свой ум, свое сердце и свои руки. — Как? — Откуда мне знать? Я аргоси, а не какой-то старый нищий, который бродит повсюду, изрекая непонятные философские сентенции и называя монеты священными артефактами. Если принять во внимание то, что я знал об аргоси, его заявление выглядело очень забавно. Даже Рейчис ухмыльнулся. — Хех. Глупый аргоси. Даррел взял у меня монету. Я думал: он покажет, как заставить ее летать. Но, взмыв в воздух, монета просто упала — так же как и у Заверы. — У меня нет этих навыков. Не знаю точно, как оно работает, но, похоже, некоторые люди обладают особым прикосновением. Они могут разбудить дух, который живет внутри металла. Он вернул монету мне. — Ты заставляешь ее танцевать и, когда это происходит, можешь использовать ее свойства. — Какие свойства? — Зависит от монеты. Есть куча разных. Сотокастра — вот, как эта, — открывает замки. Орокастра помогает найти воду или золото. Он кивнул человеку в балахоне. — Савир — кастрадази. Прежде кастрадази были народными героями. Но несколько лет назад лорды-торговцы решили, что они всего лишь обманщики и воры. И натравили на них тайную полицию. Теперь их осталось немного. А монет — и того меньше. Алтарист что-то говорил о металлах, необходимых для создания птицы. И о том, что лишь изобретатели имеют право ими владеть… Я помахал монетой. — Это оно. То, что Джануча использовала для своих экспериментов. — Не исключено, — сказал Даррел. — Но если ты хочешь узнать наверняка, то лучше докажи Савиру, что умеешь обращаться с этой чертовой штуковиной. Старик в балахоне, казалось, понимал больше, чем хотел показать. Он жестом велел мне наблюдать, а потом принялся снова и снова подкидывать монету. Сперва я пялился на ее кульбиты в воздухе. Наблюдал, как она зависает на секунду, на две, на три… А потом я понял, что смотрю не туда. Нужно было обратить внимание на то, каким образом старик ее подбрасывает. Савир положил монету на большой палец, слегка повернул все запястье, прежде чем отправить ее в полет, — скорее, по кривой, нежели прямо вверх. Он поймал монету и жестом предложил мне попробовать. Что ж… Маг из меня так себе. Но зато я наловчился творить магические жесты. И дело не только в настойчивости и долгой практике; для меня это всегда было своего рода искусством. Мне нравился этот танец пальцев, рисующих в воздухе наисложнейшие узоры. Да, на самом деле — очень похоже на танцы. Я не стал копировать движения Савира, а просто позволил рукам двигаться — чувствовать форму монеты, ее вес, ощущать, как она катится по моей ладони… Отлично! Теперь мы как следует познакомились. Поглядим, сможем ли мы станцевать. На этот раз, когда я подкинул монетку, она немного повисела в воздухе, покачиваясь, и лишь потом медленно полетела вниз. Савир схватил меня за запястье и подставил мою ладонь под монету. И падение прекратилось: монета зависла над ладонью, поворачиваясь вокруг своей оси, точно подвешенная на веревочке. — Кастрадази… — сказал Савир негромко и восхищенно. В тот день, когда родители погасили мои татуировки, я потерял всякую надежду стать магом. Я полагал, что навык творить магические жесты — единственное, в чем я действительно был хорош, — пропадет впустую. Теперь же, хотя тут была всего лишь монетка, плавающая в паре сантиметров над моей ладонью, я почувствовал себя на удивление хорошо. Так, как не чувствовал уже очень, очень долгое время. — Хорошо, — сказал Рейчис, склонив голову набок и наблюдая за мной. — Я хочу получить свою монету назад. Человек в балахоне накрыл мою ладонь своей, обхватив пальцами мою кисть и изобразив нечто вроде рукопожатия. А потом заговорил с Даррелом на гитабрийском. — Он хочет, чтобы ты солгал ему, — перевел аргоси. — Как? — Как угодно. Тебя не учили врать, парень? |