Онлайн книга «Ведьмин зов »
Она перевела дыхание, любуясь вытянувшейся рожей референта. – Мужчины вообще редко задумываются, – сказал селектор на столе. – Ивга, будь добра, обожди еще пятнадцать минут. Теперь, кажется, физиономия вытянулась у нее. Она как-то не думала, что каждое слово, сказанное в приемной, слышно и в кабинете тоже. Референт, отмщенный, наградил ее насмешливым взглядом; Ивга вздохнула и вернулась к раскрытой книге. «…Вы справедливо возразите: ведьмы не приносят потомства. То есть, конечно, и у ведьм рождаются дети, и чаще всего девочки, – однако процент маленьких ведьмочек среди дочерей взрослых ведьм совершенно такой же, как у любой из рожениц… Почему поголовье ведьм во все времена остается практически неизменным? Вернее, так: почему внезапный рост их численности сменяется спадом, когда ведьма становится редкостью, инициированная же ведьма – реликтом?.. Почему периоды бурь и потрясений, войн и катастроф сменяются затишьем, когда даже искусство, даже ремесла приходят в сонный упадок?» – Из всех книжек ты выбрала самую нудную. Инквизитор шел через приемную, как-то непривычно шел, и через секунду Ивга поняла почему. Берег левую руку. Осторожничал; даже светлый легкомысленный пиджак не мог скрыть некоторой скованности в его походке. А ведь, помнится, утром он был в куртке. В элегантной летней куртке, Ивга хорошо запомнила, ее ведь тыкали в эту куртку лицом… Испортили одежду. Наверное, там дырка. Пятно крови осталось точно, и попробуй теперь вычистить… – Миран, – инквизитор обернулся к референту, – позвоните в гараж, если мою машину починили – пусть пригонят прямо домой… Ивга, мы выйдем через черный ход. К чему нам эти сенсации… Они вышли из какой-то совершенно посторонней двери в стороне от Дворца Инквизиции; у главного входа стояли, оказывается, люди. Ивга вздрогнула – ей показалось, что в воздухе пахнет паленым. Нет, померещилось… Наверное, было часов одиннадцать. Желтые прожектора эффектно подсвечивали острую крышу Дворца Инквизиции; у Ивги закружилась голова, на какой-то момент и ночь, и подсвеченный шпиль перестали существовать, только круги, цветные круги и далекая болтовня, шелест тапочек по паркету… Потом она обнаружила, что стоит, вцепившись в левую руку инквизитора. И рука эта сильно напряжена. – Ой… Она разжала пальцы, шагнула в сторону, не зная, как загладить оплошность: – Простите. Неслышно подкатила служебная машина. Распахнулась дверца. – Простите, я… больно? – Больно, – сообщил инквизитор после паузы. – Но – смотря с чем сравнивать… Садись. Водитель удивленно покосился на нее – или показалось?! Ночной город. Карусель огней; она зажмурилась, переживая новый приступ головокружения. Что это с ней? И где книга, неужели она оставила ее на диване в приемной? Как глупо… «Мы знаем, что зачать ведьму может любая женщина, сколь угодно добросердечная. Мы знаем, что дети невинны, и ведьма осознает свою злокозненную суть, только начав кровоточить…» Ивга прерывисто вздохнула. – Паршиво? – спросил инквизитор, не поворачивая головы. Она, тоже не глядя, кивнула. – Прости. На самом деле ты должна бы несколько часов валяться без сознания… Во всяком случае, те наши подруги, что перевели оперный театр в разряд погорелых, валяются до сих пор… Ивга сглотнула. Ей было неприятно вспоминать. Во дворе дома на площади Победного Штурма старушка прогуливала свою собачку; в квартире на втором этаже заканчивала работу веселая домработница, и взгляд, брошенный ею на Ивгу, не оставлял простора для толкований. Улучив минутку, Ивга привстала на цыпочки и просительно заглянула инквизитору в глаза: – Скажите ей… А то она переживает, бедная, что у вас такая оборванная и некрасивая любовница. Она не понимает, как это вас угораздило… Некоторое время инквизитор оценивающе смотрел на нее. Потом приподнял уголки губ: – А тебе что, стыдно? Если тебя считают моей любовницей? Ивга вздохнула: – Вам по рангу положены ухоженные женщины. Разве нет?.. (Дюнка. Апрель) Старый лум говорил с женщиной. Издали Клав обознался, приняв ее за Дюнкину мать, и успел трижды покрыться потом, прежде чем понял свою ошибку. Дюнкина мать была моложе и жестче – а эта женщина казалась усталой и оплывшей, как догоревшая свечка. Лум говорил и говорил; женщина медленно отвечала, еле заметно кивала тяжелой головой, и покатые плечи ее, кажется, чуть-чуть расправлялись – хотя, конечно, Клав мог и ошибиться. Потом женщина слабо пожала руку старика, тяжело поднялась со скамейки и двинулась прочь, почти касаясь земли дорожной сумкой в опущенной руке. Некоторое время лум глядел ей вслед, потом обернулся; рядом неподвижно стоял угрюмый, напряженно молчащий парень. Минуты три оба следили за крупной белкой, выписывающей спирали вокруг темного дубового ствола. – Я нуждаюсь в утешении, – сказал парень глухо. Лум пожал плечами: – Я здесь для того, чтобы утешать… Но тебе я вряд ли смогу помочь… Клавдий. – А вы попытайтесь, – тихо попросил парень. – К кому мне еще идти?.. Лум помолчал, откинувшись на спинку скамейки. Проводил белку взглядом, вздохнул: – Я… предупреждал тебя. Ты не послушал. – Не послушал, – согласился Клав. – Не мог послушать… Повторилось бы все… – его передернуло, – повторилось бы – не послушал бы снова. – Жаль, – глухо проронил старик. – Ты сильнее многих… и ты непростительно слаб. Клав ожесточенно вскинулся: – В чем моя вина? В том, что любил… люблю ее?.. Лум поднял глаза, и, холодея под его взглядом, Клав осознал свою ошибку. Если старик хоть тоненькой ниточкой связан со службой «Чугайстер»… Его собеседник был достаточно проницателен; некоторое время старик и юноша неотрывно смотрели друг на друга. – Я всего лишь лум, – медленно произнес старик. – Я делаю, что умею… И ничего больше. Не приписывай мне… лишнего. Я всего лишь лум. – Зачем они приходят? – спросил Клав шепотом. – Они… ради нас? Они… это именно они или нет?.. Облачив в слова свои неясные стыдные страхи, он ощутил наконец облегчение. Все-таки сумел. Главный вопрос задан… Старик вздохнул: – Я не могу сказать тебе больше, чем знаю… Даже всего, что знаю, я не могу сказать. Это слишком… личное… – Они хотят нашей смерти? – быстро спросил Клав. – Это может быть правдой? Чугайстеры говорят… Он осекся. Не ко времени сказанное слово; не поминать бы. – Возможно, – отозвался старик, глядя вперед и вдаль, туда, где среди зеленеющих ветвей вились полчища мелких птиц. – Это слишком… индивидуально… Но я не хотел бы, чтобы ты сюда приходил. Это, наверное, жестоко, но ты выбрал сам; не приходи на кладбище. Или я вызову… их. Хоть я тоже их не люблю… |