Книга Череп грифона, страница 19 – Гарри Тертлдав

— То есть это могут быть… контрабандные изумруды?

— Да, такое пришло в голову и мне.

Соклей хитро сощурил глаза.

— На Родос является множество эллинов из Египта, которые могут кое-что шепнуть на ухо Птолемею. Не хочешь напомнить об этом загадочному Фрасиллу?

— Ты сущий демон, а? — восхищенно воскликнул Менедем. — Я и сам должен был до такого додуматься!

Они вышли из дома и двинулись к гавани дорогой, по которой Менедем ходил с тех пор, как достаточно подрос, чтобы семенить за своим отцом. Менедем не хотел вспоминать об этом сейчас; ему не хотелось думать ни о чем, связанном с Филодемом. Но все же путь был ему так же знаком, как и любому родосцу.

Вон кузнец Мнесипол стучит молотом, дым от его горнила поднимается в небо. А вон у лавки сапожника Пифиона толпятся, как всегда, пустозвоны и бездельники…

Соклей отпустил свое обычное замечание:

— Сократ учил возле точно такой же лавки сапожника. В Афинах до сих пор показывают эту лавку, которая раньше принадлежала Симону.

— Пифион может научить тебя насчет обуви всему, что ты захочешь узнать, — сказал Менедем.

— А может ли он объяснить мне, что такое правда, что такое добро, что такое красота?

— Конечно — применительно к обуви.

— От тебя никакого толку, как и от Пифиона.

— Неправда, от него есть толк, если, скажем, у моей сандалии оторвется подошва — хотя я нечасто ношу сандалии.

— А как насчет твоей души?

Вместо того чтобы играть с двоюродным братом в словесные игры, Менедем подобрал камень и швырнул его в двух тощих собак, которые грызлись у стены из-за объедков. Камень с резким звуком ударился о стену. Одна собака убежала, а вторая, заглотив то, из-за чего они дрались, тоже потрусила прочь.

Пекарня Агатиппа дымила так же, как и кузница Мнесипола, но сладкий запах свежего хлеба заставил Менедема снисходительно отнестись к этому дыму. Пучеглазый геккон цеплялся за стену пекарни. Его попыталась склюнуть ворона, но он юркнул в трещину в сделанном из ила кирпиче, и птица улетела очень недовольная.

Возле Великой гавани каждый второй дом казался таверной. Около стены одной из них мочился человек; у стены другой спал пьяный.

Соклей неодобрительно хмыкнул.

— Вон тот, кто не умеет владеть собой.

— С этим не поспоришь, — ответил Менедем. — Выпить много вина — это одно, но напиться до бесчувствия утром? — Он покачал головой. — Нет уж, спасибо!

Чайки и крачки носились над головой, вскрикивая и вопя. Пеликан с размахом крыльев в рост человека величественно пролетел мимо. Береговые птицы сновали здесь и там нервными маленькими шажками, время от времени останавливаясь, чтобы склюнуть жучка или маленького краба.

Менедем показал вперед.

— Вон судно Фрасилла «Дуновение».

— Скажите пожалуйста, «Дуновение», а? — Соклей поджал губы. — Лучше бы он назвал его «Пердеж».

Менедем удивленно захохотал, а его двоюродный брат продолжил:

— Ну сам подумай, откуда у капитана судна, которое так выглядит, могут быть настоящие драгоценные камни? Он, наверное, попытается всучить тебе зеленое стекло.

Судно и впрямь было — смотреть не на что. Нарисованные на носу глаза облупились, из-за чего корабль имел печальный, какой-то подслеповатый вид. Украшение на ахтерштевне в виде гусиной головы тоже давно уже никто не подновлял. Неокрашенное дерево корпуса посерело от старости. И все-таки Менедем сказал:

— А вот увидишь.

И возвысил голос:

— Эйя, Фрасилл! Ты там?

— А где же еще мне быть?

Капитан «Дуновения» вышел на палубу. Это был тощий маленький человечек с загорелой кожей моряка. Его узкое лицо выглядело озабоченным.

— Радуйся, Менедем. А кто твой друг?

— Это мой двоюродный брат, — ответил Менедем и представил Соклея. — Он тоже хочет посмотреть на твои камни.

Это показалось ему более подходящей фразой, чем: «Он думает, что ты обманщик».

— Радуйся, — вежливо сказал Соклей, но в его голосе не было тепла.

— Что ж, поднимайтесь на борт, оба. — Фрасилл тоже не казался особенно счастливым — и не постеснялся объяснить почему: — Чем меньше людей знают о таких делах, тем лучше. Давайте, давайте. Моя команда отправилась на берег пьянствовать и развратничать. Мы сможем спокойно поговорить.

«Дуновение», вероятно, было раз в десять вместительней «Афродиты». И все равно Менедем ни за что на свете не обменял бы свой акатос на это торговое судно, называющееся крутобоким. Судно соответствовало своему названию — его ширина составляла почти треть его длины. Даже при попутном ветре «Дуновение» будет двигаться, как тучный старик, а при встречном бризе — еще медленней.

— Амфора с парусом, — пробормотал Менедем, поднимаясь по сходням.

— У амфоры обводы куда красивей, чем у этой плавучей ванны, — ответил Соклей — тоже вполголоса.

Однако у большого, уродливого судна Фрасилла имелись свои преимущества. Оно не нуждалось в столь многочисленной команде, как «Афродита» Менедема, потому что ему требовались не гребцы, а лишь люди, управляющиеся с огромным парусом, взятым теперь на гитовы и подтянутым к рею. Таким образом, расходы были меньше, и судно могло перевозить груз, невыгодный для торговой галеры.

А еще Фрасилл наслаждался большим комфортом, чем Менедем. У него имелась на корме настоящая рубка, и он мог спать в постели, даже когда «Дуновение» проводило ночь в море.

Менедем не возражал против того, чтобы время от времени поспать на голых досках, завернувшись в гиматий, но понимал, что не все капитаны такие аскеты.

— Покажи моему двоюродному брату те изумруды, — попросил он.

— Пойдемте в рубку, — нервно проговорил Фрасилл. — Никогда не знаешь, кто может за тобой наблюдать.

Менедем отнюдь не возражал, но Соклей покачал головой.

— Нет. Даже здесь не очень хорошее освещение. Если я собираюсь посмотреть камни, я хочу разглядеть их как следует.

— А ведь он прав, — сказал Менедем.

— Ну хорошо.

Фрасиллу явно не понравился такой оборот дела. Он все время оглядывал гавань, как будто ожидал, что сам Птолемей появится сейчас из-за лежавшей на боку рыбачьей лодки.

— Вот.

Капитан сунул руку в затягивающийся кожаный мешочек, вынул пару камней и вложил их в ладонь Менедема, словно не доверял Соклею и не хотел, чтобы тот прикоснулся к камням.

— Дай мне посмотреть, — попросил Соклей.

Менедем протянул ему изумруды; что бы там ни думал капитан «Дуновения», он знал, что его двоюродный брат почти патологически надежен.