Книга Сеть Алисы, страница 94 – Кейт Куинн

— Что ж, я совсем не против.

Финн одарил меня неуловимой улыбкой, от которой я обмякла.

— Нынче я все ноги себе стоптал. Ты-то как?

— Изнемогаю. Надо лечь пораньше.

Но маленький номер с синими ставнями и широкой мягкой кроватью мы использовали вовсе не для сна, и потому ничуть не возражали, что поиски растянулись на неделю, а потом на десять дней. Утром мы втроем завтракали — сталкиваясь коленями за крохотным столиком, угощались слоеными круассанами и крепким эспрессо, а затем начинали свой безупречно срепетированный спектакль. На площади Эр заглядывали в сапожную лавку, торговавшую обувью ручной работы, и в магазин дорогой парфюмерии. Узкими извилистыми улочками шагали к театрам и клубам, в которых служители могли узнать своего особого клиента, а в часы затишья перед ужином наведывались в рестораны, где под приглушенным светом посверкивало столовое серебро. Вечером ужинали в отеле, распивая бутылку прованского розового и объедаясь картошкой фри. Днем мы с Финном подчинялись Эве, однако ночи принадлежали только нам.

— Я не говорила, что в этом костюме-тройке ты выглядишь сногсшибательно? — спросила я, устроив голову на руке Финна.

— Говорила.

— Не грех и повторить. — Я вылила остатки вина в кружку. Финн меня разглядывал, но я уже ничуть не стеснялась своей наготы. — Когда нам вернут «лагонду»?

— Наверное, через неделю.

Поняв, что здесь мы задержимся, Финн отдал машину в ремонт и ежедневно названивал в мастерскую, справляясь о своем драгоценном детище, точно заботливая мамаша.

— Тебе нужна новая машина.

— Ты представляешь, во что она обойдется?

— Тогда — за здоровье твоей старушки! — Я передала ему кружку. — Я бы не прочь наши поиски вести на машине. От ходьбы у меня уже отекают ноги, а я рассчитывала, что это случится позже.

По приезде в Грасс утренняя тошнота и постоянная противная слабость сгинули. Не знаю, благодаря чему — напоенному цветочными ароматами воздуху, любовным утехам или тому, что Розанчику шел четвертый месяц, но я себя чувствовала превосходно — полной сил и готовой на все, даже на бесконечные хождения по городу. Однако скучала по «лагонде».

Финн допил вино и, перебравшись в изножье кровати, стал массировать мне ступню. От удовольствия я поежилась. Ночь была теплая, сквозь открытые окна в комнату вплывали запахи жасмина и роз. Наша постель в круге света казалась кораблем в море тьмы. Мы с Финном условились, что наедине не будем говорить об ужасах войны и подлостях Борделона. Ночные часы принадлежали радостным беседам.

— То ли еще будет на восьмом месяце, — сказал Финн, разминая мне подъем. — Вот уж когда твои ноженьки по-настоящему опухнут.

— Откуда вам это известно, мистер Килгор?

— Из наблюдений за женами друзей. Я, пожалуй, единственный, кого еще не охомутали. Вернувшись домой, все мои однополчане первым делом брюхатили какую-нибудь девушку и потом женились на ней. Я уже трижды был крестным.

— Я прям вижу, как ты стоишь перед купелью, а в руках у тебя вопящий кружевной сверток!

— Вопящий? Ничего подобного. Младенцы меня любят. Как только возьму их на руки, мгновенно засыпают. (Пауза.) Я обожаю детишек. Всегда мечтал о целом выводке своих.

Мы помолчали и тихонечко сменили тему.

— А что еще ты любишь, кроме «бентли»?

Я подставила вторую ногу. Прошлой ночью Финн вслух читал автомобильный журнал — технические характеристики «Бентли Марк VI». При этом он нарочито пародировал мой американский акцент, и я побила его подушкой.

— Если есть «бентли», больше ничего не надо. Ну разве что хорошую автомастерскую, чтоб содержать машину в отличном состоянии. Вроде той, где сейчас чинят «лагонду».

Пальцами ноги я пощекотала ему грудь.

— Я думаю, ты бы смог стать хозяином такой мастерской.

— Для этого надо разбираться не только в машинах, но еще кое в чем. — Финн скроил унылую мину. — А у меня книга учета окажется под канистрой с маслом, перепачканные солидолом квитанции будут нечитаемые, и очень скоро банк заберет мастерскую.

Но не в том случае, если бухгалтерией займусь я… Я не стала додумывать эту мысль и, нежно отогнав ее, пустилась в рассказ о памятном долгом дне в прованском кафе, когда полосатые маркизы, песни Эдит Пиаф и домашние бисквиты стали образом земного рая.

— Пожалуй, в картину идеального кафе надо включить и английский завтрак.

— Я еще отменно готовлю жаркое…

Мы оба понимали, что происходит в этих неспешных ночных разговорах. Осторожно, почти опасливо, мы намечали совместное будущее и не высказанное словами заменяли легкими улыбками. Иногда во сне нас мучили кошмары, но справиться с ними легче, если можешь уткнуться в теплое плечо рядом с тобой, и тогда печаль, поплутав в ночи, превращается в радость.

Мы так мало знакомы, а я без ума от тебя, — думала я, в сумраке рассматривая лицо Финна. — Влюбилась безоглядно.

Через две с половиной недели нашего пребывания в Грассе Эва, прихлебывая послеобеденный кофе, сказала:

— Видимо, здесь его нет.

Мы с Финном переглянулись, подумав обо всех, кто отрицательно покачивал головой, глядя на фотографию. Три ресторатора и один дорогой портной как будто узнали человека на фото, но имени его не помнили. Больше ничего.

— Наверное, пора заканчивать. Пусть Чарли отправляется домой вязать пинетки, а ты, Финн, отвезешь меня обратно в край жареной рыбы с картошкой.

— Я пока не готова вернуться домой. — Я старалась говорить легко; Финн сжал мою руку, и я ответила ему пожатием.

— Давайте побудем здесь еще неделю-другую, — сказал Финн. Эва кивнула. — А сегодня берем отгул. Я хочу наведаться к «лагонде».

— Бедных механиков он замучает до смерти, — усмехнулась Эва, глядя ему вслед.

— И попросит прощения у машины, что редко ее навещал.

Мы допили кофе.

— Я не знаю, что мне делать с этим отгулом, — сказала Эва. — Давай обойдем еще пару-тройку ресторанов. Я думаю, с официантами мы справимся и без нашего поверенного.

Глаза ее на загорелом лице сияли, широкополая шляпа сидела ухарски.

— Пожалуй, мне следует представляться вашей дочкой. Роль бабушки вам пока не годится.

— Ха-ха.

— Я серьезно! Видимо, здешний воздух — это эликсир вечной молодости.

В старой части Грасса, где дома стояли тесно, будто в обнимку, я поняла, что полюбила этот город. Лилль, Рубе, Лимож помнились смутно, ибо тогда все мои мысли были о Розе. Но здесь я наконец-то вдохнула полной грудью, и город раскрылся передо мной, точно бутон жасмина. Я не хочу отсюда уезжать, — подумала я, заставляя себя сосредоточиться на нашем деле.