Книга Кроваво-красная машинка, страница 13 – Мари-Од Мюрай

— Неужели правда? — настаивала Катрин.

— К гадалке не ходи! — расхохотался инспектор, в восторге от собственной пошлятины. — Он к этому готовился. Еще два месяца назад написал в своем «Ай-Би-Эм» заявление об уходе и снял со своего счета в банке все, что у него там было.

Бертье наклонился к Картин и прошептал ей на ухо:

— Пойду-ка я пройдусь до его места работы. Поспорим — его молодая и смазливая секретарша тоже уволилась, а?

Инспектор выпрямился и изобразил на лице сочувствие, потому что вернулась мадам Дювернь. Но в последний раз подмигнул Катрин — должно быть, призывая получше оценить комизм положения.

— Дети, думаю, кое о чем догадываются, — объяснила нам Франс. — Особенно Пьер, потому что Клеманс еще слишком мала. Но я-то ничего им не говорила, согласно воле их отца.

Я решился вмешаться:

— То есть как? Ваш муж просил вас об этом?

— Ну да, в письме, — возбужденно ответила мадам Дювернь. — Хотите взглянуть?

Я даже не успел ответить. Письмо уже было у меня перед глазами.

«Дорогая,

причины, не зависящие от моего желания, принуждают меня отлучиться на срок около трех месяцев. Главное — не тревожься. Скажи моим родителям и детям, что я отправился в деловую командировку в Испанию за счет Ай-Би-Эм.

Не пытайся меня искать. Я вернусь.

Люблю тебя. Поль».

Оторвавшись от письма, я встретил ироничный взгляд инспектора.

— Итак, это вы тот самый герой? Спаситель Фредерика Рока? — спросил он. — Кажется, у вас и вправду есть способности ясновидящего. Поведайте же нам, что вы видите в этом письме, мадам Ирма?2

Уж не превратила ли меня Катрин без моего ведома в ярмарочную диковинку, подумалось мне. Я повернулся к Франс:

— Вы хранили молчание, потому что вас об этом попросил ваш муж?

— С детьми это трудновато. Но я пытаюсь. А вот с родителями Поля проблем никаких. Они уже три месяца с ним в ссоре.

— В ссоре?

— Ох, глупая история с деньгами! Поль неудачно посоветовал родителям разместить капиталы, и с тех пор они друг с другом не разговаривают. Я не пойму, как так можно — сердиться друг на друга из-за подобных вещей. Но у Поля с родителями всегда были непростые отношения. Кроме того, он такой вспыльчивый…

Я снова прочел в письме: «Скажи моим родителям…» И подумал: он с родителями в ссоре — и все-таки сперва упоминает их, раньше, чем собственных детей.

Дверь вдруг снова открылась, и в гостиную вошел тот самый мальчуган.

Он казался очень взволнованным и размахивал сложенной шахматной доской.

— Мама, тут не хватает двух фигур!

— Ну и ладно, — слегка раздраженно отвечала мать.

— Мама, но ведь это папины шахматы!

Франс посвятила пару минут рассказу о том, каким ее муж был блистательным шахматистом и как приохотил к этой игре и сына Пьера. Пока она говорила об этом, в глазах у нее стояли слезы. Но малыш Пьер так и прыгал от возбуждения.

— У меня кто-то спер фигуры!

— Так не выражаются, — немного усталым тоном урезонила его мать.

Пьер расплакался. Это была любимая игра его папы. Сцена становилась гнетущей. Бертье начал мять в руках шляпу, всем своим видом показывая, что ему пора уходить.

— Ты уверен, что в последний раз все сложил в коробку? — спросила Катрин.

— Их складывал еще папа, в понедельник, перед отъездом в Испанию, — отвечал Пьер.

У детей есть какое-то шестое чувство, которого нет у нас.

— Иди к себе в комнату, — сказала сыну Франс.

— Подождите! — воскликнул я. — Пьер, каких фигур не хватает?

Мальчик открыл коробочку. Это были дивные шахматы, все фигуры — настоящие маленькие изваяния.

— Белых короля и королевы.

Я посмотрел на два пустых углубления: обычно в этих впадинках помещались король с королевой. Ни много ни мало. Я взял из коробочки слона.

— Ты одолжишь мне его?

— А вам зачем? — настороженно спросил Пьер.

— Чтобы твой отец понял, что я к нему от тебя.

Франс дернула рукой, словно чтобы заставить меня умолкнуть. Но было уже поздно. Мальчуган так и впился в меня своими глубокими глазами, сиявшими на лице как два восхитительных сапфира:

— Скажите папе, что фигуры мне нужны.

— Король или королева?

— Особенно король.

Пьер ушел из гостиной, унося складную шахматную доску под мышкой. Мне больше нечего было делать у Дюверней. Я просто поинтересовался адресом родителей Поля у его жены и вышел одновременно с инспектором Бертье.

— Сами вы слон, — напрямик заявил он мне в лифте. — Да разве можно подавать людям подобные надежды!

Я ничего не ответил, только сжал слона в кулаке. Бертье удалился с громким хохотом:

— Ха-ха, а ведь подумать только — как им-то сейчас весело, королю с королевой! Ха-ха, на Коста-Браве! Сейчас лучший сезон!

На этой неделе я готовил доклад, суммирующий уровень наших знаний об этрусском языке. В эти дни мне было бы затруднительно разыскивать еще и шахматных короля с королевой. И все-таки уже назавтра после моего визита к Франс Дювернь Катрин настойчиво названивала в мою дверь.

— Как вы продвигаетесь? — с порога бросила она мне.

— Пока еще сижу на предисловии. Надо сразу уточнять понятия. Читаем мы по-этрусски достаточно бегло, а вот понимать еще не научились. Расшифровывать иероглифы не нужно, алфавит этрусков похож на наш. Однако…

— Я про Поля, — перебила Катрин.

— Дорогая моя, на этой неделе я слишком занят.

— Что? Так вы не собираетесь расследовать?

Я нахмурился.

— Вчера вечером Пьеро был совершенно счастлив, — настаивала Катрин. — Он сказал матери: «Мсье Азар отыщет моего короля». А вы тут возитесь с алфавитом этрусков. Да плевать на этрусков!

Я виновато поглядел на мою парочку влюбленных, словно извиняясь. Но Катрин продолжала наступление:

— А правда — что вы в них нашли, в этих этрусках? Они жирные, рыхлые, похотливые, и улыбки на лицах глуповатые, хотя им бы, конечно, хотелось, чтобы мы считали их улыбкой Джоконды. А кроме того, они вымерли.

— Это все?

— На сегодня все.

Я покачал головой. Этруски умерли. Мята тоже. Живой была Катрин, что верно, то верно. Но ее вес на чаше весов был невелик. Быть живым еще ничего не значит. Я схватил мой плащ.

— Что ж, пошли к родителям Поля!

Жак и Рене Дюверни жили в Роменвилле, в маленьком доме, окруженном невзрачным садом. Люди, у которых были деньги, а теперь их стало меньше. Сынок действительно дал им очень плохой совет насчет финансов и едва не разорил. Их размолвка продолжалась уже три месяца. Франс все-таки решилась уведомить свекра и свекровь об исчезновении их сына, и Рене Дювернь, открывшая нам дверь, уже была в курсе моей «миссии».