Онлайн книга «Капкан на волкодлака»
|
— Ну что вы… какое разнообразие… свадьба — похороны… Вздох. И улыбка. — И так четыре раза, — завершил Себастьян. — Позволите узнать, почему? — Что конкретно вас интересует? Свадьбы или похороны? — Пожалуй, мне кажется, что одно тесно связано с другим… Она засмеялась, и смех был приятен. — Надеюсь, вы не думаете, что это я виновата в их смерти… меня проверяли. Трижды… Марта постаралась. Она мечтает о том, что однажды меня посадят. — Но вы не виновны? — Никоим образом. Видите ли, Себастьян, — его имя она произносила нараспев, и в голосе проскальзывали мурлычущие ноты. — Но все мои дорогие супруги пребывали в том почтенном возрасте, когда смерть их — явление вполне естественное… о том у меня и заключение имеется. Лукаво улыбнувшись, она добавила: — Четыре заключения. — Очень предусмотрительно с вашей стороны. — Увы, положение обязывает… люди любят позлословить, а молодая вдова — существо уязвимое… — И все-таки… почему старики? Вы ведь могли бы составить партию куда более интересную… с вашей внешностью, с вашим очарованием… — Вы мне льстите и безбожно… — Нет, что вы, я вам льщу вполне по — божески… пока. Ресницы Славы затрепетали, а на щеках появился румянец, фарфорово — нежный, притягательный. Она наклонилась и мягкий локон скользнул по шее, лаская. — Князь… вы ведь не станете осуждать девушку за ее маленькие слабости… — Вам нравятся старики? — Не то, чтобы нравятся… но у меня с детства была мечта… — Какая? — Она покажется вам… немного странной… — Ничего… — …и быть может, совершенно неправильной… Она говорила все тише и тише, заставляя Себастьяна наклоняться, чтобы расслышать: — Многие женщины мечтают о странном… Запах ее духов, густой и сладковатый, обволакивал. А на белой шее, притягивая взгляд, дрожала синяя жилка. — Я мечтала… — Слава смотрела сквозь ресницы. — Я так мечтала… похоронить мужа… Себастьян от неожиданности закашлялся, и Слава любезно похлопала по спине. — С вами все хорошо? — Замечательно, — соврал Себастьян и взгляд от белой шеи отвел, устремив на пухлого щеночка, выряженного шутом. В стеклянных глазах его почудилось сочувствие. — Вы разочарованы. — Скорее удивлен. Не подумайте, что я вас осуждаю… по роду своей деятельности я знаю, что многие женщины желают похоронить мужа. А некоторые и не отказывают себе в реализации оного желания… по разным причинам. Но вот все-таки обычно уже после свадьбы… у вас же, так понимаю, наоборот. Слава кивнула и замерла. Воплощенная кротость. — Чаю! — дверь распахнулась без стука, и давешняя бабища, которая успела переодеться в ярко — красное миткалевое платье, вкатила тележку. — С булками. — Спасибо, Марта, — шепотом ответила Слава. — Ты очень заботлива. По лицу Марты нельзя было понять, расстроила ее похвала, либо же наоборот. — Можешь идти… — Куда? — На рынок, — с некоторым раздражением произнесла Слава. — Так вчерась была. — И сегодня сходи. — А чего мне там сення делать-то? — подивилась Марта. — Яиц купи. — Есть две дюжины. — Тогда мяса. — И свининка в леднике лежить — с, и говядинка… и баранья четвертушка… кролики, — она перечисляла старательно, загибая могучие заскорузлые пальцы, и с каждым словом панна Бжеслава бледнела все сильней. Кажется, в нынешней схватке победа грозила остаться за Мартой. И та сжалилась. — А вот меду нету. Прошлым разом порченый был. — Хорошо… купи тогда меда… — И пряников. — И пряников, — согласилась Бжеслава, и когда Марта вытянула руку, вложила в нее черный, с изящною вышивкой, кошель. — Иди… погуляй… сделай себе подарок. — Уж не сумлевайся. Сделаю. Прозвучало почти угрозой. Уходила Марта нарочито медленно, в дверях и вовсе замерла, косяк разглядывая, ворча что-то о погоде, ремонте и больных костях… Бжеслава слушала молча, только фарфоровый румянец на ее щеках сделался чересчур уж ярким. И когда внизу хлопнула дверь, она выдохнула: — Вот так и живем… а чай пить не советую. — Отравит? — Отравить — это вряд ли, Марта хорошо готовит, но приворотного подлить вполне способна. Все надеется, что я выгодно выйду замуж и съеду. — А вы? Она печально улыбнулась: — Я привыкла и к дому… и к Марте… и наверное, мы с ней, как в сказке, умрем в один день. Что до моей мечты, которая показалась вам странной, то я сама много думала над всем этим… Взмах рукой, и широкий рукав соскальзывает, обнажая белое хрупкое запястье, перечеркнутое черною лентой траурного браслета. — И к каким же выводам пришли? — Мне действительно нравится их хоронить… у моего отца была похоронная контора. Хорошая. И я с малых лет наблюдала за похоронами, — она склонила голову чуть набок, разглядывая Себастьяна уже откровенно, не чинясь. — Вдовы… они казались мне особенными… стоят в сторонке, все гости подходят, чтобы выразить им сочувствие, поддержать… говорят красивые слова… понимаете, для меня похороны — это почти как вторые именины! И даже лучше… хотите я покажу вам мою коллекцию траурных платьев? — Не сомневаюсь, что она великолепна… — Особенно одно хорошо… оно наверху… …помимо платьев, траурными были и чулки, и подвязки, и даже шелковое белье, и странным образом это вовсе не отпугивало. Хотя подумалось, что Евстафий Елисеевич этакое обращение со свидетельницей навряд ли одобрил бы… с другой стороны, Себастьян ныне не пре исполнении. И в этом, как выяснилось, были свои преимущества. Старичок ловко орудовал крючком, выплетая кружево удивительной красоты. — Все думают, что повесить человека просто… а это, я вам скажу, цельная наука! — он поднял сухонький пальчик, ткнув им в потолок. — Неужели? — Гавриил на потолок глянул: серый. Скучный. Некогда был расписан фресками, однако со временем фрески поблекли, потрескались, а реставрация из, надо полагать, оказалась делом дорогим, куда дешевле стало потолок просто побелить. Но то ли побелка оказалась дрянной, то ли клали ее тонким слоем: сквозь белизну проступали контуры — пятна не то людей, не то зверей. |