Онлайн книга «Ловец бабочек»
|
После кормилицы была нянька. И бонна. И гувернер, спешно нанятый батюшкой, когда увидел тот в глазах сына недетскую мрачность, тоску и вовсе непонятное желание смириться с судьбой. Однако и гувернер, человек с замечательными рекомендациями, оказался подвержен приступам жесточайшей меланхолии, во время которых он делался говорлив и говорил, как правило, о тяжести бытия… К шестнадцати годам Штефан всецело уверился, что жизнь несправедлива и жестока, но сделать что-либо с нею не в человеческих силах, и все, что остается ему – покорно и смиренно принять свой рок. И утверждая его в этой мысли, однажды во сне тихо отошла матушка, а отец, схоронивши ту, что отдала ему без малого тридцать лет жизни и полторы тысячи злотней приданого, весьма скоро задумал жениться вновь. Жену он подобрал молодую и бойкую, и надо ли удивляться, что вскорости она понесла. Не то, чтобы Штефана кто-то норовил изгнать из семьи. Нет, ни жена, ни многочисленная родня ее, наполнившая старый дом, не пытались изжить пасынка, скорее уж сам Штефан ощутил себя лишним в этой непривычной ему суете. И после недолгих раздумий решил, что настало время покинуть отчий дом. - Учиться желаю, - сказал он батюшке, который, говоря по правде, старшим отпрыском тяготился. Уж больно тот был мрачен, завсегда печален. И пить не пил, и бузить не бузил, по девкам и то не хаживал, что было вовсе уж непонятно. – На доктора. В Познаньске. Отец лишь крякнул. И выписал чек. Даже подумал, что оно и к лучшему. Склонности к купеческому делу у Штефана никогда-то не было, а доктор, глядишь, и выйдет. Свой доктор – это даже пользительно. Как ни странно, но поступил Штефан легко, да и науки ему давались, особенно естественные и философия. Он даже подумывал о том, чтобы вовсе стать философом, ибо манила его сия стезя своей непроходимой мрачностью и склонностью к тоске. Но при всем том Штефан заподозрил, что батюшка этакой перемене вовсе не обрадуется. А от батюшки он, - увы, судьба младых, - зависел. Беда пришла, откудова не ждали, и обличье приняла женское – кто бы сомневался, что от полу этого одни лишь беды – правда, не роковой красавицы, но старухи ста семнадцати годов отроду. Была панна Буленкова болезна и одинока, занятия не имела никакого, а потому болезни свои холила и лелеяла, и с преогромною охотой рассказывала о них всем, кто готов был слушать. Стоит ли удивляться, что сию почетную обязанность перепоручили студиозусам, решивши, что у них свободное время имеется, да и терпение в будущих докторах воспитывать надобно. И все бы ничего, Штефан привык и даже начал находить в нудном нытье панны Буленковой своеобразную прелесть, когда б она, со всем коварством свойственным женскому полу, не преставилась однажды аккурат во время беседы. Штефан прекрасно помнил, как исказилось вдруг морщинистое лицо, будто проглянуло сквозь морщины преуродливая харя неведомой твари. И прыснуло слюной из приоткрытого рта. Глаза закатились. А из горла донесся сип. И надо было бы сделать что-то… хоть малость какую… хоть бы позвать наставника или кого еще, однако пан Штефан оцепенел. Он так и просидел, глядя на агонию старухи, которая все длилась и длилась. И лишь когда панна Буленкова замерла, его отпустило. Он закричал. И кинулся к ней, нащупывая пульс, зная, что жизнь покинула уже массивное нескладное это тело, но все одно надеясь… …после, не единожды возвращаясь к этому происшествию, пан Штефан вновь и вновь приходил к выводу, что именно оно окончательно изменило его, превративши в того человека, которым он ныне являлся. Доктор? О да, доктором он все же стал, но… болезни и страдания людей живых оставляли его равнодушным. Более того, живые люди премного раздражали пана Штефана, ибо были беспокойны, суетны и неспособны понять того величия, которое нес в себе лик смерти. То ли дело покойники. Только в мертвецкой ему становилось спокойно. Здесь, в храме ее, той, чьим жрецом он себя полагал, пан Штефан был всевластен. Коллеги его недолюбливали. Пациенты… их было немного, ибо неуживчивый норов его и некая общая странность, ощущаемая все ж остро, заставляли людей сторониться пана Штефана. Начальство… уволило бы, если б не полиция. Вот там-то особый дар пана Штефана, его способность не только видеть смерть, но и понимать, в свой ли час она явилась за человеком, оценили. Ныне в мертвецкой было людно. И что с того, что люд оный большею частью был неживым? Лежала на столе престарелая панна Сокуловска, бесстыдная в своей наготе. И тонюсенькая простыня, которой пан Штефан прикрыл синеватое ее тельце мало что скрывала. …в прежние-то времена панна Сокуловска заглядывала в больничку, почитай, через день, а когда не заглядывала, то посылала за доктором кого-нибудь из многочисленных своих внуков и правнуков, благо, те готовы были из шкуры выпрыгнуть, дабы услужить старухе. И вились, вились… - И где они ныне? – спросил пан Штефан, приглаживая прозрачные в синеву волосы. – Уже служить нет нужды… и прислуживать тоже… Его-то панна Сокуловска не жаловала, как-то в глаза заявила, будто пан Штефан уж больно с мертвяками знается, а потому сам на мертвяка похожим стал. Ничего. Он стерпел. Он многое терпел и вот… дождался. Он снял простыночку, оглядел тело, поморщился: с этого много не возьмешь… да и вовсе не брать бы, но… …отец уж давно отказался от неудачного сына. Мол, выучился и довольно с него, пусть уж сам дорогу себе пробивает. А коль не сумеет, то так тому и быть. У него другие дети есть, двое, которые тоже со Штефаном знаться не желают. Пускай. Скальпель прочертил первую линию, от груди через впалый живот. И показалось, что лицо панны Сокуловской исказила обида. Небось, не думала она, что так выйдет? - Вам все одно без надобности, - вскрытие родственники не заказывали, да и воевода не требовал, но бумаги подмахнул. Как и прежний, полагал себя самым умным, самым ловким, за что и поплатился. И этот… …если придут с вопросами, то бумага за подписью у пана Штефана имеется. Работал он легко, хотя и без обычного восторгу. Все ж пан Штефан предпочитал тела помоложе, навроде той особы непонятного происхождения, вскрытие которой уже довелось провести. …только вскрытие. …а жаль, премного жаль… с нее-то он мог многое взять… кости бы пошли, кожа… кожа особенно хороша, мягкая такая… волосы… но нельзя, он, чай, не глупец, чтоб себя под суд подводить. Криминальный труп – вещь такая, сегодня одно вскрытие, а завтра другое закажут, и хорошо, если пану Штефану. С хольмцев станется своих пригнать, а значит, возникнут неудобные вопросы. - Нет, панна Сокуловска, - сказал пан Штефан, аккуратнейшим образом снимая роговицу. В глаза покойнице точно смотреть не станут. |