Книга Ловец бабочек. Мотыльки, страница 89 – Карина Демина

Толпа отшатнулась.

А Себастьян остался. Ныне некромант не выглядел грозным, скорее несколько утомленным. Сказалась бессонная ночь?

— Здесь смертью пахнет, — произнес он негромко, но эти слова тотчас подхватили, потащили, передавая друг другу.

К вечеру они, и думать нечего, облетят весь город, изрядно приправленными многими подробностями.

— Здесь в принципе пахнет, — заметила Катарина, хотя и воздержалась от надушенных платочков. То ли не имела, то ли запах все же не был столь уж отвратителен.

— В предсмертный час здесь были двое, — Зигфрид потер бледную шею. — Один — некромант… и к превеликому моему сожалению, я вынужден признать, что допросить его не выйдет. То, что я слышу, весьма необычно.

Он говорил не с Себастьяном и не с Катариной, но будто сам с собой.

— Я звал. И только эхо… будто стерли душу…

— Травкой баловался, — заметил Себастьян.

— Да? — Зигфрид не счел нужным скрывать изумление. — Зачем?

— Откуда мне знать было… может, жизнь скучной казалась?

Зигфрид покачал головой.

— И не казнили?

— За травку?

— Раньше вешали, — некромант произнес это почти мечтательно. — Некромант, который не способен контролировать себя и силу свою, способен причинить вред себе и не только себе.

Полезный закон, пожалуй.

И разумный.

— Времена нынче другие.

— Верно, — Зигфрид задумался, уставившись взглядом куда-то за спину Себастьяна. Он обернулся, и люди, которые не думали расходиться — вдруг да все-таки восстанут мертвецы? — подались назад, в тень дрянных домишек и проулков.

— Простите, вы сказали, что убиты были двое. Возможно ли поднять душу второго?

— Я попробую, — некромант коснулся лба и вновь направился к пепелищу. Ходил он недолго и вернулся с крупной потемневшей костью. — Вот. Почти не обгорела. Хороший материал и… если позволите, то второе тело мне кажется… неполным.

— В каком смысле?

Себастьяну еще убыли случайных трупов не хватало для полного восторга. А ведь не так давно он жаловался на скуку, ныне же вспоминал о кляузниках милых с их преглупыми претензиями едва ль не с тоской.

— Пока не могу сказать, все же он почти сгорел… вы не возражаете? — Зигфрид погладил кость.

— Здесь? А подвал там, свечи…

— Я предпочитаю работать на свежем воздухе, — короткий поклон. — Недолюбливаю подвалы, знаете ли…

Он костью же начертил звезду, на вершины которой сыпанул по горсточке пепла. И народ загомонил. Кто-то зарыдал, тонко и жалобно, но остальные зашикали: правильно, нечего человека от работы отвлекать.

— А вам… не помешают? — на всякий случай уточнил Себастьян.

— Нет.

Зигфрид воткнул кость в середину звезды.

Потер руки.

Встряхнул кисти.

И вытащил из рукава пару склянок. Работал он молча и быстро, и всецело сосредоточившись на деле, не замечая, казалось бы, ничего.

Капля черная.

Красная. Резкий запах померанца. И прохладный мятный аромат, который не вязался ни с костью, ни с пожарищем. Ритуальный нож.

Белесое запястье, исчерченное многими шрамами, сводить которые Зигфрид то ли не желал, то ли не умел. И новая полоса пролегла меж старыми.

Кровь капала прямо на кость.

И ничего не происходило… Светило солнышко. Легкий ветерок ласкал кожу. И главное, что не появлялось того темного давящего чувство, которое возникало рядом с магией смерти.

Зигфрид, перехвативши запястье белой тряпицей, зубами затянул узел.

— Может, все-таки в подвал? — предложил Себастьян. Нет, он не мнил себя таким уж специалистом в науке некромантической, но все ж таки слабо увязывалась оная с ясным погожим деньком.

— Да нет, погодите… тут время надобно.

…а потом Себастьян услышал, как лопается пузырь мира. Это было болезненно. Он покачнулся, едва не упав в серую мглу, которой вдруг наполнился воздух. И та, плотная, с жемчужным отливом, приняла бы Себастьяна.

Утянула.

Он отшатнулся, не боясь показаться трусом. И дышать забыл. И кажется, едва не выпустил крылья.

Схлынуло.

Отпустило.

Не сразу. Серая мгла облепила его, не желая расставаться. Истончившаяся, обманчиво безопасная, она была все ж слишком плотной, чтобы позволить дышать. И Себастьян ясно осознал: сейчас его не станет. Он раствориться в этой мгле, сроднится с нею настолько, что…

…теплые пальцы разорвали ее.

— С вами все в порядке? — этот голос заставил мертвый мир исчезнуть.

И все вдруг вернулось.

Небо.

Солнце.

Люд любопытный, который полиция не больно-то старалась оттеснить. Себастьян видел все будто со стороны. Вот кто-то лузгает семечки, переговариваясь в полголоса. Кто-то машет руками, доказывая, верно, что-то важное. Присевши на корточки, паренек положил на колено мятый лист и спешно что-то рисует. Надо полагать, вечерний номер выйдет прескандальным.

Он видел и улочку, узкую, зарастающую домами и мусором. Редкие деревца, еще не зачахшие в каменной человеческой обители.

Пятно.

Некроманта, застывшего с поднятыми к небу руками.

Себя.

И Катарину.

— После нынешней ночи, — голос звучал глухо, надсадно. Да и горло драло хорошенько, этот ли мир, иной ли, а лечится надо, — я надеялся, что мы перейдем на более… личное общение.

Фраза получилась донельзя глупой.

Но хорошо, что он в принципе разговаривать способен.

— С тобой все в порядке? — спокойно повторила вопрос Катарина.

Нет.

И еще некоторое время не будет. Но разве воевода может позволить себе слабость? В толпе наверняка есть наблюдатели, как же, пропустит Лев Севастьяныч этакое событие. И потому надобно улыбнуться да пошире, чтоб улыбку эту точно не пропустили.

Ручку даме предложить.

И обратить свой взор на некроманта. Он старался. И не его вина, что у Себастьяна шкура тонковата для чародейства этакого. Впрочем, Зигфрид, кажется, ничего не заметил. Он сосредоточенно вывязывал из серой мглы некое подобие клетки, в которой выла и металась душа.

— Прошу прощения, — сказал некромант, не отрываясь от увлекательнейшего занятия. — Но его душа еще не до конца смирилась с нынешним состоянием. Да покойный и при жизни не отличался смирением… полагаю, на нем и крови имелось изрядно, а это всегда затрудняет работу.

Душа взревела и попыталась стянуть серый мрак.