Онлайн книга «Степанида и 7 женихов»
|
Степанидка, потирая ушибленную голову, все же подошла к входной двери, распахнула ее, поглядела по сторонам, чудище не обнаружив. Покрутила у виска и закрыла дверь. — Первым делом — пожрать! Вторым — найти койка-место! — сказала вслух. — А че ее сыскивать? — раздалось у самого уха, — готова твоя коечка, хозяюшка, изволь в опочивальню! Степанида аж подпрыгнула. — Твою ж мать! Значит не приснилось! — схватила чемодан и рванула к выходу. — Каравул, хозяйка удирають! — заголосил некто невидимый, — двери, двери затворяй, Конопатка! Степка врезалась в дверь, схватилась за ручку и давай ее трясти. Дверь не поддавалась. Женщина испугалась. — Изнасилуют и убьют! — пролепетала и заорала не своим голосом, — Спасите! Помогите! — Тьфу, дура! Кто ж тебя снасильничает-то? — не унимался все тот же голос, пока Степанида трясла ручку, — утихни, убогая! Утихни, сказала, а то Егорыча прикликаю! Угроза подействовала. Степанида отпустила ручку и медленно повернулась. Коридор дедовой хаты был хорошо освещен, но женщина никого не увидела! «Может это розыгрыш? Где-то здесь встроен динамик… Хотя, нет! Никто не знает, что я здесь! Сошла с ума, однозначно!» — Вот и лады, вот и умница! — сказал голос. Степанида, опустила чемодан, потерла виски руками. — Ладно, глюк, чего надо? — спросила она, все еще надеясь, что голос не настоящий. — Та я ж Лукерья, хозяюшка! — ответил голос, — охоронница Дома. — А-а-а… — протянула женщина, типа это все меняет, — а Егорыч, кто? Злая собака? — Не, он по хозчасти, но сгораздится кого и цапнуть, ежели повелишь! — Егорыч, а цапни-ка Лукерью! — вдруг заявила Степанида. А что, смешно же, она с ума сошла? Сошла! А раз глюки ее, то и управлять ними будет тоже она! — А-а-а-ай! — вдруг заорала та, что Лукерьей назвалась, — по што, хозяюшка? Фу, Егорыч, своих не кусають! Ай, боляче! — Ладно, Егорыч, фу! — смилостивилась Степанида, оторвавшись от двери и пошла по коридору, — пойду я дом смотреть, а потом уже в дурку позвоню, пусть палату готовят! — Ба-а-а-а-рышня, — прогудел второй голос, — а вещички-то ваши… в опочивальню снесть? — Съесть! — пробурчала Степанида, не оборачиваясь. Домик был таким же, каким его помнила Степанида с детства, только поменьше. Зато чистый и теплый! И что странно, ничего не украли! Мебель, хоть старая — на месте! Окна — целы! Паутины ноль… «Словно ухаживал за ним кто-то…» Но если и ухаживал, то все равно остается вопрос, как попадал в дом? Сама Степанида порядком исцарапалась, до крыльца добираясь. В дедовой спальне стояла вся та же кованная кровать с многочисленными матрасами и перинами, пятью подушками и накидочкой, расшитой узорами. Степка еще в детстве удивлялась, как можно спать на такой высоте? У деда даже специальный табурет имелся, чтоб залазить и слазить с койки. Кухонька в доме особая была. Они с другими детьми (двоюродными братьями и сестрами, которые, как и Степанида приезжали к деду на лето) больше всего любили в ней находиться. Атмосфера была шибко добрая. И готовил дед вкусно, пальчики оближешь! Большая печь белого цвета, в которой у деда получалась самая вкусная в мире каша и домашний хлеб, тоже не изменилась. Аккуратные, белые стеночки, без копоти, словно недавно подбелили. Степанида нахмурилась. Красивый, с резными ножками стол, такие же резные стулья со спинкой и буфет. Дед самолично вырезал каждую загогулину! Еще один столик, поменьше, стоял под окном, а возле него — медный рукомойничек, с явно дореволюционных времен еще! И свежее, накрахмаленное полотенце на крючке! Степанида пощупала, даже понюхала — хрустит и свежим пахнет! Брусочек нового детского мыла стоял рядом на блюдце. Женщина протянула руки к рукомойнику, тронула «язычок», потекла теплая вода. Степка вымыла руки, вытерла. «Сто процентов! Здесь живут…» — все больше убеждалась она. Тут раздался звук шагов, словно крались на цыпочках. Женщина быстро оглянулась — никого. Но отчетливо же шаги слышала! — Блеск! Теперь глюки еще и ходят! — обреченно прошептала Степка, — ладно, сейчас перекушу и завалюсь спать. Будь, что будет! Она вернулась к входной двери за чемоданом, в котором лежал небольшой запас еды, прикупленной в магазине на вокзале. Так, мелочи, молоко, кефир, пару консервов, печенье галетное да батон. Да вот только чемодана на месте не оказалось. Женщина заглянула в каждую комнату — как и не бывало. — Эй, ты, Егорыч! — вдруг вспомнила она последнюю фразу «глюка», — чемодан мой где? — Как где, помилуйте барышня! Велели же съесть! — Ох, нет! Мамочки! Ты что, сожрал мой чемодан??? — заорала она, — с вещами, деньгами, документами??? И… мобильным??? — Барышня, так велели же съесть, — едва не плакал Егорыч, — услужить хотел! — Что же мне делать, несчастной?! — рухнула на табурет Степка в кухне и заголосила, — глюки вещи сожрали и даже деньги с документами! — Барышня! Кошель с бамажками я еще не ел, — тихонечко сказал Егорыч, — вот, возьмите… — на стол перед Степанидой, прямо из воздуха, рухнула маленькая сумочка на ремешке, в которой находились кредитки, немного наличности и паспорт. Девушка прижала ее к груди и облегченно вздохнула. А потом вспомнила еще кое-что важное. — А косметичка? — выкрикнула она. — Съел, барышня… — ответили до того грустно, что у Степки пропало всякое желание ругаться. — Хорошо, Егорыч, хоть ты сыт… — сказала она, — а я вот весь день не ела… — Так чичас Лукерья сообразит, барышня, — уже более бодрым голосом сказал Егорыч, — попотчюет хозяюшку! Где ты тама, ась? Тишина, Лукерья не ответила. — О! Один глюк отвалился, — обрадовалась Степка, — неплохая новость! — Безмолвствует, осерчала… — вздохнул Егорыч, — полно тебе дуться, ну че ты… не мог я не исполнить наказ! — Да, Лукерья, ты не обижайся! — Степка поглядела по сторонам, пытаясь понять откуда голос Егорыча раздается. — Онемела… — вновь вздохнул Егорыч, — ладно, тохдась я поду стол крыть, да постель барышне стелить, раз ты не хошь… — Только спробуй, псина смердящая! — закричала Лукерья, — не лезь на мои владения! — Вот и славненько! — обрадовался Егорыч. — Чего хозяйка желають? — официальным тоном спросила Лукерья. — Хозяйка желають… чего я желають… — задумалась Степанида, чего бы такого пожелать, чтоб полностью убедиться в собственном сумасшествии, — а давай-ка мне ухи из осетра… запеченного фазана, голубчиков со сметаной, вареников с печеночкой… и дедовой наливочки! — А ниче не треснет? — пробурчала Лукерья, а уже громче добавила, — будеть исполнено! |