Книга Ее чудовище, страница 49 – Купава Огинская

Кто-то из слуг спохватился, заголосил, подвывая не хуже защиты, пытаясь убедить капитана, что не из корысти и не по злому умыслу никто из них не стал сообщать в управление о случившемся.

Даже здесь было слышно, как фальшивы эти заверения.

— Бэйс будет в ярости, — злорадно отметила я.

— Ему бы стоило, — рассеянно отозвался Барон и совсем неожиданно спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

Я пожала плечами.

— Лучше, чем она.

Кости ломило с самого утра, слабость, не покидавшая ни на минуту, и тупая, едва заметная, но изматывающая боль в пояснице обещали к вечеру превратить меня в мешок страданий, жалоб и безобразного нытья. Но я хотя бы была жива…

Когда мы покидали особняк, капрал, оставленный дожидаться подмогу из управления, потерянно смотрел нам вслед. В его короткой жизни не случалось еще потрясений страшнее сегодняшнего. Этот день, начиная от встречи с Бароном и заканчивая обвинениями, выдвинутыми настоящему дворянину, был неправильным. То, что происходило, не должно было происходить… по крайней мере, не должно было происходить с капралом. Он верил, что это несправедливо. Вера горела в его глазах.

*

Следующие два дома Барон проигнорировал. Просто прошел мимо первого, не глянув даже на высокие кованые ворота. И лишь на мгновение остановился у второго, прислушиваясь к себе.

Порывы ветра приносили с реки ни с чем не сравнимый запах воды и грозный шум ее буйного течения. Быстроводная неустанно и яростно несла свои воды на восход, желая соединиться с рекой Тягучей и завершить свой сложный путь в море.

Барон медленно отвернулся от ворот. Железных, высоких и на первый взгляд неприступных, украшенных искусно выдавленным гербом рода — вставшим на дыбы конем, виртуозно балансирующим на древке стрелы.

— Что-то не так? — спросила я, заметив его сомнения.

— Сейчас я не чувствую в этом доме смерти, — сказал он, — но след ее отчетливо различим…

— Четыре дня назад мы забирали отсюда умертвие. После недолгой болезни, если верить слугам, скончалась кухарка, — сдержанно пояснил Санхел.

Следующим воротам от Барона досталось. Они со стоном прогнулись внутрь, запор с хрустом разломился, невдалеке послышался испуганный матерный вскрик.

Неудачливый садовник, как раз подравнивавший кусты вдоль дорожки, спасение свое в этих же кустах и нашел.

Исцарапанный, но живой, он с ужасом смотрел на то, как мы поднимаемся по лестнице к входной двери: решительный и раздраженный Барон впереди, вялая, но упрямая я следом, поддерживаемая предупредительным Санхелом под руку, и замыкающая шествие парочка разочаровавшихся в жизни констеблей.

Этот дом встретил нас защитой не только от обычных грабителей или взломщиков, но и оберегом от самого Барона — древней рунной вязью, вырезанной на дверном косяке и щедро напитанной кровью.

Но ничто не могло остановить Высшего.

Дверной косяк треснул, а руны вспыхнули и затлели, уничтожая сами себя.

Визг растревоженных женщин, собравшихся в гостиной выпить чаю и посплетничать и оказавшихся невольными свидетельницами нашего явления, оставил Барона преступно равнодушным.

— Нам наверх, — сказал он, уверенно направившись к лестнице.

Мы, как привязанные, последовали за ним.

Кто-то из констеблей попытался извиниться перед дамами. Его не слушали.

Барон точно знал, куда идти, его вела смерть… свершившаяся, как думала я. Свершающаяся — как оказалось.

В постели, потерявшись среди подушек, лежала женщина. Осунувшаяся, бледная, больная и едва живая. Едва дышащая. Чуждая этой нежной кремовой комнате, собранной из кисеи, атласа и сандалового дерева.

— Она умирает, — тихо сказала я, глядя на изможденное лицо, запавшие глаза и растрескавшиеся губы.

Каждый ее вздох был милостью жизни, женщина уже не принадлежала этому миру, но и тот, другой, неизведанный, неизвестный и страшный, не спешил ее забирать.

Я смотрела на нее и чувствовала, как шевелятся волосы на моей голове.

Она стояла на пороге смерти.

Я стояла на пороге смерти. Но мой порог, благодаря Барону, был крепче.

— Умирает, — подтвердил очевидное Барон. — Полагаю, о ней вам тоже никто не доложил, капитан?

Санхел скрипнул зубами.

— Был приказ…

— Кто-то всегда выше приказов. — Барон покачал головой. — Люди.

Никто не посмел сказать и слова, когда Санхел отправил одного из оставшихся констеблей в управление.

Присутствие Барона делало людей странно тихими и покорными.

*

Набережная упиралась в тупик Смотрителя и насчитывала восемь особняков. Восемь особняков, осмотр которых занял у нас весь день. Владельцев трех из них мы даже не побеспокоили. Барон не видел смерти в тех домах и смысла тратить на них время. Еще в трех все разрешилось довольно просто.

Полуобморочные после встречи с Высшим, хозяева безропотно позволяли капитану вызывать людей из управления и проверять все комнаты на предмет еще каких-нибудь неучтенных умертвий, сверх тех, что были найдены сразу.

В одном особняке нас встретили… своеобразно.

Лорд Варети вынудил Барона задержаться больше чем на час. Больной исследовательским азартом, лорд не убоялся выпросить у Высшего дозволение на проведение некоторых научных тестов.

Барон не возражал — его еще никогда не изучали.

Я молча не одобряла эту бессмысленную трату времени, бессильная сидела на стуле в углу лаборатории, старательно игнорируя существование стеллажа по правую от меня руку. Стеллаж этот являлся гордостью лорда и состоял более чем из сорока экспонатов: надежно закупоренные, виртуозно заспиртованные в пузатых бутылях, они являли собой разнообразные части тел и внутренние органы. Начиная от глаз и заканчивая сердцем. Некоторые из них были довольно свеженькими, именно на их мертвый «запах» и пришел Барон.

И остался надолго.

Когда мы покидали гостеприимный дом сквозь выломанные двери, Барон рассеянно улыбался.

Впрочем, хорошее настроение его продержалось недолго.

В последнем доме нас встретили негостеприимно.

— Почему защита не сработала? — подозрительно спросила я, когда входная дверь была выломана. Полумрак прихожей оказался странно тих.

— Хороший вопрос, — пробормотал Барон.

Санхел, не теряя времени даром и не спрашивая ни у кого дозволения, отправился осматривать комнаты первого этажа.

Барон, расстелив на ступенях камзол, предложил мне присеть… не предложил даже — приказал.

Сел сам, похлопал по месту рядом с собой и хмуро велел: