Книга Герцог из ее грез, страница 38 – Софи Барнс

– Какой толк обсуждать неосуществимое? – Герцогиня поставила бокал на стол и неожиданно улыбнулась. – Ты не будешь против, если мы поговорим о леди Амелии?

Томас яростно воспротивился этому предложению:

– Зачем?

– Как это зачем? Мы же отвечаем за нее, пока не вернулся Хантли.

– Ты, должно быть, забыла о леди Джульетте? – произнес герцог, надеясь избежать продолжительного разговора о леди Амелии. Сейчас он этого просто не выдержит.

– Разумеется, не забыла. Но она волнует меня гораздо меньше. У нее в запасе по крайней мере год, на то чтобы подыскать себе жениха, а вот леди Амелия должна обручиться как можно скорее. – Герцогиня вздохнула. – Леди Эверли согласна с тем, что и мистер Лоуэлл, и мистер Бертон – прекрасная пара для леди Амелии. Я хотела бы знать твое мнение.

Томас крепче сжал бокал и, когда снова заговорил, с трудом удержался, чтобы не оскалиться.

– Бертон – редкостный зануда. Правда, он дружелюбен, но невыносимо скучен. Разумеется, вначале леди Амелию будут радовать его изысканные манеры, но через год она начнет понимать, что оказалась в западне. Этот человек просто не способен любить. Если только речь не идет об овцах…

– Что ж… – Матушка внимательно взглянула на него своими огромными голубыми глазами. – Должна сказать, что ты весьма серьезно обдумал этот вопрос.

Томас поморщился и попытался отмахнуться от ее выводов:

– Это стало для меня совершенно очевидно, когда я повстречал Бертона сегодня в парке. Он прогуливался вместе с леди Амелией.

– Вот как! – Герцогиня кивнула, как будто это было для нее разгадкой всех существующих тайн.

Томас стиснул зубы.

– Что означает твое «вот как»?

Она пожала плечами:

– Ничего. Поделись, пожалуйста, своим мнением о мистере Лоуэлле.

Томас колебался, гадая, почему матушка так поспешно отмахнулась от его вопроса. Казалось, она пытается отвлечь его от чего-то, хотя, как Томас ни старался, он так и не смог понять, от чего именно. Поэтому, отбросив сомнения, он произнес:

– Он симпатичнее, чем Бертон, но его репутация не столь безукоризненна. Однако, несмотря ни на что, я все же надеюсь, что он будет хранить верность женщине, которую выберет себе в жены и… учитывая его живость и ум, будет для нее более интересным собеседником, чем Бертон.

– И тебя не смущает клуб, в котором он состоит?

– Это клуб для избранных, и тот факт, что сам король является его членом, заставляет меня воздержаться от критического отношения к этому заведению. Разумеется, найдутся те, кто увидит в этом дурной тон, но такова жизнь, матушка. Невозможно нравиться всем.

– Значит, ты рекомендуешь Лоуэлла? Ты полагаешь, что он идеальная пара для леди Амелии?

Казалось, все тело Томаса напряглось от одной мысли об этом. Ему невыносимо было даже думать о том, что Амелия окажется в объятиях другого мужчины, в то время как он сам… Черт! Он ее даже ни разу не поцеловал! Какое же право он имеет полагать, что она принадлежит ему? Абсолютно никакого. Вот в чем все дело. Его собственнический инстинкт – это нестерпимое желание на кого-то накричать или даже ударить – становился совершенно неуправляемым.

– Да, – сумел выдавить из себя Томас. Этот лаконичный ответ встал комом у него в горле и едва не задушил, когда герцог проталкивал его сквозь губы.

Герцогиня пристально вгляделась в сына.

– Ты сейчас похож на обиженного ребенка, которому мы с отцом отказались дать ружье, которое он пожелал.

Томас удивленно уставился на матушку:

– Что ты имеешь в виду?

– Неужто ты не помнишь? – Ее глаза затуманились воспоминанием. – Ты заприметил это ружье в витрине магазина, когда мы в воскресенье шли к заутрене. Ружье действительно было великолепным, признаю! Но ты был еще слишком мал – тебе, если я не ошибаюсь, было всего десять лет. – Герцогиня покачала головой, как будто стряхивая с себя оцепенение. – Как бы там ни было, ты был очень недоволен, когда мы отказались его купить, а твое лицо… на нем было такое же обиженное выражение, как и сейчас.

– Что за нелепость! – Томас отвел взгляд, полностью сосредоточившись на том, чтобы избавиться от паники, которая начинала охватывать все его естество.

– Вероятно, твое дурное настроение объясняется не только нежеланием лорда Ливерпуля поддержать твой законопроект.

Только бы не сорваться!

Герцог вцепился в подлокотники кресла, а его матушка продолжила:

– Быть может, отчасти виной тому леди Амелия?

Он резко повернулся к ней лицом.

– Это просто смешно, матушка! Она сестра Хантли, девушка, которую я обязан оберегать, несмотря на то что временами она делает эту задачу практически невыполнимой.

– Вижу, ты уже все для себя решил, – пробормотала мать.

Она склонила голову набок, как будто размышляя над тем, что же с ним делать дальше.

– А как же иначе, учитывая обстоятельства? Беречь ее репутацию довольно сложно, и, позволю напомнить, вы лишь усугубили ситуацию, когда на прошлой неделе нарядили ее на бал к Элмвудам в это весьма фривольное платье.

– Мне кажется, что ты слишком бурно на это отреагировал.

– Слишком бурно? – Томас перешел на крик и вынужден был признать, что подобное поведение было неприемлемо и граничило с грубостью. Он глубоко вздохнул и снизил тон. – Ее грудь едва не вывалилась из корсета, матушка. Зрелище… не для слабонервных.

– Хм…

Вдовствующая герцогиня с интересом наблюдала за сыном, пока он не пробормотал какие-то неуклюжие извинения за свою несдержанность.

– А мне показалось, что леди Амелия выглядела просто великолепно. Но это к делу не относится. У нас с тобой явно разные взгляды по этому вопросу.

– Да, это так.

– Главное, что леди Амелии удалось обратить на себя внимание мистера Бертона и мистера Лоуэлла. – Улыбка герцогини показалась Томасу неискренней. – Что бы там ты о них ни думал, я уверена, что эта девушка сделает разумный выбор. И что еще мне нравится, они не стали отговаривать ее от покупки дома, в котором она намерена открыть школу. Леди Эверли дала мне знать, что оба джентльмена внесли денежные пожертвования, чтобы помочь ее предприятию.

– Как, впрочем, и я, – напомнил герцог с легким раздражением, от которого так отчаянно стремился избавиться.

– Да, но тебя подвигнул на это долг, а они сделали пожертвования исключительно из благородства.

Он молча досчитал до двадцати, прежде чем снова заговорить, в противном случае все могло бы закончиться слезами. Когда его кровь немного остыла, герцог встал и поставил пустой бокал на стол.

– Желаю тебе приятного вечера. Я вынужден откланяться.