Онлайн книга «Тайны захолустного городка»
|
– Жива? – В больницу увезли. Слабы артистки-то. Наши бабы в поле целый день. И ничего. А эти… – Хорошо. Тимофеевна! Как вернётся Миронов, так сразу ко мне. – А вам же в райком? Прошкин просил к себе. – Подождёт твой Прошкин. Только мне его и слушать. – Шаламов выпроводил завканцелярией, приказал закрыть дверь и не пускать никого, пока сам не позовёт. Газета с крапивной статьёй не давала покоя. Бередила душу, волновала. Хотя он ещё и не знал содержания статьи, догадывался – проклятущий въедливый Журкин ничего хорошего писать в центральную газету не станет. Да там и публиковать не возьмутся, если без гадости. Ну а ежели так, значит, скоро предстоит встреча с самим секретарём райкома партии Зелезнёвым. Тот к газеткам прислушивался всегда. С особым вниманием относился к критическим заметкам. Плохо ли, хорошо ли писалось в них, следует выносить для обсуждения на бюро. Порядок этот соблюдался принципиально и непременно. Шаламов бюро, исполкомы не любил, ходил туда против души, сидел там смирно, тихо, но с достоинством. Лишний раз на рожон не лез, но и не дремал. Не одобрял своего первого учителя, районного прокурора Анатолия Навейкина. Лихой тот был рубака и в прокуроры попал из пожарных. Ему на бюро или в исполком сбегать – лишний раз себя показать, обязательно с речью выступить, недостатки вскрыть, обложить виноватых калёным железом. Чтобы помнили власти, что не дремлет он, на посту каждый час, всё видит, всё знает. Шаламов вообще много и громко говорить не любил, не умел и на людях красоваться. Его привлекало следствие, начинал в районе, а потом стал прокурором-криминалистом, один на всю область. Получалось у него, чувствовал – нашёл себя, но пригласил Игорушкин, глянул оценивающе проницательным глазом: – Владимир Михайлович, а не пора ли на самостоятельную работу? Даже не спросив в какой район, робко сказал в ответ: – Спасибо. Я попробую. – Работать надо. А не пробовать, – улыбнулся прокурор области. В прокуратуре Шаламов чувствовал себя на месте, а вот к райкомовским отношение не изменил. Не то чтобы боялся, сторонился. Так и общался он с Зелезнёвым. Звал тот, – шёл, забывал, – не спешил о себе напоминать. Однако пора первых впечатлений и знакомств, притирок и присматривания прошла, прокурор глубже вникал в проблемы экономики района и скоро райкомовские звонки стали в прокуратуре не редкостью. Затеял прокурор проверку в хозяйствах, заинтересовался причинами падежа скота, качеством молока, состоянием техники, пригласил для объяснений одного председателя колхоза, другого – и враз звонок Прошкина. Инструктор тут как тут со своими предложениями: а не представить ли прокурору материалы проверок в райком… не проинформировать ли первого секретаря?.. Зелезнёв покрывать бездельников не станет, наоборот, даст партийную оценку, даже накажет по уставу. А надо ли к уголовной или материальной ответственности привлекать?.. Бюро ведь отреагировало, выговоры понавесило. Надо ли ещё дёргать людям нервы?.. Есть границы всему. И ответственность должна быть разумной… На этом всё и застревало. Нарушался ли закон? Ведь меры вроде приняты. На самом высшем уровне. Бюро Зелезнёв проводил зло, любимчиков не терпел. Одни седели, другие в обморок падали, были и такие, что потом месяцами инфаркты и инсульты залечивали. Шаламов молчал, познавал, впитывал роль райкома, но однажды плюнул на Прошкина, сам пошёл к Зелезнёву. Тот, напыжившись, свернувшись ёжиком, слушал, сдерживая себя, даже головой не закачал, только чиркал что-то на листочке, единственным белым пятном лежавшем перед ним на большом столе. Когда карандаш хрустнул, сломавшись в его кургузых толстых пальцах, Шаламов смолк, и первый секретарь спросил: – А чем вам, собственно, не нравится стратегия райкома, Владимир Михайлович? Мы же делаем одно важное дело? Разве не так? Шаламов ждал многого, но только не этого. – Вы что же, кадры, которые мы годами растили на селе, в тюрьмы предлагаете отправлять? С кем прикажете работать? – Суд определит наказание. Не думаю, что он решит прибегнуть к столь суровым мерам. Но так будет справедливо. Есть принцип в нашем праве, Георгий Григорьевич. Равенство всех перед законом. – Интересно, интересно… – И директор, и чабан перед судом равны. – Ошибаетесь. О каком равенстве вы говорите? Директор совхоза или председатель колхоза отвечают за миллионное хозяйство, за коллектив. За людей, которых ему вверило государство. – Чабан отвечает за своё, директор… – Мы и спрашиваем с него по первому счёту. Он партбилетом отвечает. Перед партией. – А должен перед законом. – Ты сам-то партийный, прокурор? – Когда на границе служил, там и вступил. – Тогда должен понимать, пограничник. – Об этом и твержу. …Так и закончился разговор. Шаламов выговориться не смог – не позволил ему Зелезнёв рта открыть. Сам рассуждал о высоком, о нравственном, о партийной ответственности, рассыпал цитаты классиков. Возвращаясь, Шаламов ругал себя. В гостиницу, где жил, тайком от дежурной пронёс бутылку водки, выпил всю и забылся тяжёлым сном. Через неделю инструктор Прошкин позвонил по телефону и со значением сообщил, что райком на конец года включил в план работы бюро отчёт партийной организации правоохранительных органов о борьбе с правонарушениями. Будет правильным, если с докладами выступят начальник милиции и прокурор района. Это рекомендация первого секретаря. Дальше – хуже. Шаламов понял: началась работа по его перевоспитанию… Статья, которую он прочитал, касалась его. Шаламов помнил тот случай. Родственники в деревне не поделили дом, и обозлённый брат выгнал младшую сестру на улицу, посулив проклятие. Злодей Журкин сумел всё-таки втиснуть сюда и прокурора, описав мытарства старушки во время визита в прокуратуру, где тот якобы отказал заявительнице в приюте. – Прокуратура не богадельня! – отшвырнул от себя газету Шаламов, дочитав статью до конца. – И придурок Прошкин поймёт, что я поступил правильно. Закон для всех один. А неурядицы семейные в суде решать следует. Так он и ответил посетительнице, когда та явилась к нему с челобитной. Тут он прав, да и райкому в таких вопросах делать нечего, пусть Прошкин и подотрёт сопли, если симпатии к кому питает. А то, что хмур был тогда, так чего же радоваться прокурору, у него своих дел невпроворот. С чего ему улыбаться каждому встречному? На то цирк имеется или театр. Он не клоун… Шаламов поднялся из-за стола, подошёл к окну, постоял. Пейзаж изучен вдоль и поперёк, живописного не найти. Не поленовские дворики напротив, народ в райцентре живёт крепкий, зажиточный, дом один другому не кланяется. Походил по кабинету, чтобы размять ноги. Не один год уже в районе, а обещанной квартиры от райисполкома не видать, зато коврами стелил председатель исполкома, да и Зелезнёв улыбался поощрительно, мол, уже имеется кое-что на примете. Забыли и не поминают. Шаламов по неопытности поначалу заикался, напоминал о себе, а потом смекнул, в чём загвоздка. И перестал звонить и тому и другому. |