Книга Кривая дорога, страница 12 – Даха Тараторина

Серый подошёл к двери и потянул её на себя. Совсем слабо, прилагая лишь малую толику усилий. Белогость старался, кряхтел, держался и тянул с той стороны, но так и повис на открывшейся дверце, не сумев удержать последнюю защиту на месте.

Серый крепко обнял старика и пообещал сделать всё, чтобы никогда и никому из дорогих ему людей больше не пришлось стареть в одиночестве.

— Как, говоришь, звать тебя?

В землянке старого волка нашёлся и котелок и ключевая вода. Серый заварил травок, как Фроська учила, — ромашки да барвинка, что голову облегчают да разум проясняют. Но Белогостю они и не понадобились. Старик всё ещё не узнавал (или делал вид?) Серого, но больше не кричал и не кидался, выглядел вполне нормально, насколько может выглядеть одичавший оборотень, давно потерявший веру и в людей и сородичей.

— Ратувог, — процедил мужчина сквозь зубы, — ты помнишь меня ещё ребёнком. В Городище. Ты гостил в нашей стае почти год.

— Не гостил, — дедок помотал головой, чуть не выронив отвар в кружке, — старик Белогость никуда не ходит. Сидит тут, пережидает.

Серый насторожился:

— Что пережидает?

— Худые времена, — старик поднял палец кверху. — Худые времена настали. Корней своих не помним, теряем самую суть. А я вот спрятался, чтобы и меня не потеряли. Нельзя потерять то, что спрятано. Потому как ежели потерял, то с концами, а спрятанное потом отыщут, от пыли отряхнут и наново на свет достанут.

— Ерунду ты несёшь, — грустно проговорил Серый. — Мне был нужен старый мудрец, а нашёлся только с глузду двинувшийся старик.

— А это не одно и то же? — ехидно уточнил Белогость и снова запускал пузыри в кружку.

— Вот что, — Серый хлопнул ладонью по кривому пню, что служил столом, но продолжал сидеть в земле, не желая умирать. — Пойдёшь со мной. Пристроим тебя в деревне или с собой возьмём. Там видно будет. Но без людей ты вконец одичаешь.

— Люди? — оборотень в ужасе расширил глаза. — Белогость не пойдёт к людям!

— А лучше здесь развалиться, как твоя избушка, и сгнить заживо? — разозлился Серый. — Себя не жалеешь, так меня пожалей! Ты — моя последняя надежда. И ты научишь Фроську быть правильным волком, даже если уже и сам не помнишь, как это!

— Маленький вислоухий щенок! — внезапно окрепшим голосом гаркнул старый жрец, — ты додумался кого-то обратить?!

Серый опешил и испуганно моргал. Рассеянный, улыбающийся безумием смешной дедко на глазах превратился в опасного древнего оборотня. И он очень-очень разозлился.

Первый удар палкой пришёлся по ногам.

Серый рухнул на земляной пол, лишь слегка ушибившись.

Второй удар — по боку и куда более ощутимый.

От третьего он увернулся, хоть и довольно неуклюже.

Старик поигрывал посохом, ставшим куда более грозным оружием, чем нож или меч.

Удар слева — и Серый едва успел откатиться вправо.

Удар справа — и Серый обернул чугунок с отваром, отклоняясь. Тот загрохотал, расплёскивая остатки кипятка. Мужчина даже не поморщился от горячих капель.

— Глупый! Дурной! Самолюбивый мальчишка!

Белогость превратился в карающего бога, что бил именно теми словами, которые когда-то говорил Серый себе.

Да, глупый.

Да, молодой и наивный.

Самовлюблённый… Нет, влюблённый мальчишка.

Он всего лишь не хотел потерять любимую. Не мог дать ей умереть. И поэтому сделал её — несущей смерть. Не уберёг, а теперь не знал, как остановить.

Заслужил.

Мужчина перестал изворачиваться и покорно стал на колени перед стариком:

— Заслужил. Бей, деда.

В правильной сказке мудрец остановил бы удар в тот же миг. Но Белогость был не совсем правильным старцем и с явным удовольствием ещё не раз опустил палку на покорные плечи. Затем, вытирая испарину со лба, сел рядом с измученным виноватым оборотнем, отложил палку и дозволил:

— Сказывай.

— Это случилось четыре лета назад. Она умирала. У меня не было выбора, — пожал он плечами. О своей трусости и нежелании отпустить суженую умолчал. И так ясно.

— Тогда почему ты пришёл только сейчас?

— Она не знала, — просто ответил мужчина. — Я не давал ей обратиться, стерёг. Она впервые перекинулась месяц назад.

Белогость снова потянулся к посоху. Плечи зазудели в ожидании удара, но, видать, старик на сегодня уже исчерпал отмеренную долю злости. Он лишь бессильно пнул собеседника в плечо. Серый и не дёрнулся.

— Она защищала меня. Нас. И не сдержалась.

— От кого защищала? — насторожился старик.

— От людей.

— Хоть кто-то выжил?

Конечно нет.

Серый покачал головой.

— Сколько?

— Дюжина. Или около того.

— Сколько из них — её?

— Шесть, — Серый запомнил каждого.

— Достаточно было и одного, чтобы превратиться в чудовище, — горько заметил старик, — ты учил её?

— Всему, что знаю.

— Но этого недостаточно, — Серый кивнул, — потому что ты не понимаешь её.

— Но ты понимаешь. Помоги ей!

— Сделаешь ещё шаг, и я убью тебя.

Высокий, очень сильный и очень уверенный в себе мужчина смотрел в спину старику, почти скрывшемуся в тени деревьев.

— А мне ведь почти удалось уйти, — усмехнулся Белогость и повернулся. Бледный звёздный свет выхватил лицо крепко спящего сероволосого мальчишки, которого старик легко нёс на плече. — Долго догонял.

Ратувог не напрягся, не двинулся с места, даже не шевельнул руками. Но, находись рядом кто угодно, кроме старого оборотня, он бы предпочёл делать всё, что скажет ему вожак.

— Оставь моего сына, — очень спокойно проговорил он.

— На что тебе? — Белогость был спокоен и, казалось, ничуть не смущался тем, что опоил и пытался украсть чужого ребёнка. — Ты не смотришь на него, даже когда он щенком носится вокруг. Ты рискуешь его жизнью из-за строптивости. И не только его, верно?

Ратувог ненавидел, когда ему указывают, что делать. Он сам прекрасно знал, когда поступал правильно. И остаться защищать вверенных людей было правильно. Стая испокон веков обитала в Городище и жила в мире с его жителями. Худые времена пройдут, и волки помогут им пройти скорее.

— Бежать, поджав хвост, — удел собак. Таких, как ты, — выплюнул он.

Жрец обидно засмеялся:

— Ты считаешь себя лучше только потому, что был рождён волком? Ты надеешься меня оскорбить? Я слишком стар для этого, малыш. Попробуй сначала протянуть столько же, а там суди.