Книга Хрупкое равновесие, страница 129 – Рохинтон Мистри

Через двадцать минут угощение было готово.

— Давайте есть, пока горячее, — сказал Ишвар. — Принеси нам воды, Ом.

Все взяли по шарику и полили сверху чатни. Сияющий от гордости Ишвар ожидал оценки его усилий.

— Божественно! — воскликнул Манек.

Дина притворилась обиженной, сказав, что Манек никогда не отзывался так высоко о ее стряпне. Тот попытался как-то выкрутиться.

— У вас все очень вкусно, тетя, но блюда как у моей мамы. Такие — едят в семьях парсов. Только поэтому я не кричу от восторга.

Ишвар и Ом вели себя скромно.

— Ничего особенного. И готовить масала вада просто.

— Просто объедение, — подтвердила Дина. — Манеку пришла в голову прекрасная мысль — есть вместе. Знай я с самого начала, что вы такие умельцы, наняла бы вас в качестве поваров, а не портных.

— Простите, — Ишвар довольно улыбнулся ее похвале, — но мы не стряпаем за деньги, а только для себя и наших друзей. — От этих слов в Дине вновь пробудилось чувство вины. Между ними по-прежнему пропасть, и портные понимают ее лучше, чем она — их.

За последующие недели портные расширили меню и перешли от чапати, пури и вада к таким вегетарианским блюдам, как панир ^[125] масала, алу ^[126] масала и другим. Теперь на кухне вечером суетились четверо или по меньшей мере двое человек. «Мое самое безрадостное время, — подумала Дина, — стало самым счастливым».

В те дни, когда Дина готовила блюда из риса, портные не пекли чапати, но всегда помогали ей, если не уходили на поиски жилья.

— Когда я жил мальчиком в деревне, — рассказывал Ишвар, перебирая рис и выбрасывая мелкие камешки, — я вот так же помогал матери. Но у нас все было по-другому. После сбора урожая мы выходили в поле и подбирали зерна, оставшиеся после молотьбы и провеянивания.

Наконец портные стали делиться с ней частицами прошлого, а что может быть дороже таких воспоминаний? Картина их прошлой жизни постепенно обрастала новыми подробностями.

— В те дни, — продолжал Ишвар, — мне казалось, что ничего другого ожидать от жизни нечего. Неровная дорога с острыми камешками и, если повезет, немного зерна.

— А позже?

— Позже я узнал, что дороги бывают разные. И идти по ним тоже можно по-разному.

Дине понравилось, как портной выразил свою мысль.

— Ты хорошо сказал.

Ишвар тихо засмеялся.

— Должно быть, из-за ремесла портного. Портным надо читать выкройки, изучать эскизы.

— А ты, Ом? Ты тоже помогал маме собирать зерно?

— Нет.

— В этом не было необходимости, — объяснил Ишвар. — Когда Ом родился, его отец — мой брат, был уже успешным портным.

— Однако он посылал меня работать с вонючей кожей, — сказал Ом.

— Этого ты мне не рассказывал, — упрекнул юношу Манек.

— Я тебе много чего не рассказывал. Ты ведь тоже мне не все говорил?

— Отец хотел выработать у тебя характер, — сказал Ишвар. — И чтобы корни свои не забывал, хотел напомнить тебе о них.

— А почему надо было напоминать?

— Это долгая история.

— Расскажите, — хором попросили Дина и Манек, и все рассмеялись.

— Все в нашей семье были кожевниками, — начал Ишвар.

— Это означает, — перебил его Ом, — что мы принадлежали к чамарам — касте неприкасаемых, которые занимаются обдиркой туш, дублением и покраской кожи и изготовлением из них разных изделий.

— Правильно, — подтвердил Ишвар, продолжая рассказ дальше. — Давно, задолго до рождения Омпракаша, когда мы с его отцом Нараяном были мальчиками десяти и двенадцати лет, отец, его звали Дукхи, послал нас учиться на портных…

— Расскажи, как ими пользоваться, — попросил Ом.

— Чем?

— Ножом и вилкой.

— Хорошо, — сказал Манек. — Урок первый. Не ставь локти на стол.

Ишвар одобрительно кивнул. Такое знание всегда производит впечатление, сказал он, и повысит шансы Ома, когда они вернутся в деревню, чтобы найти ему жену:

— Умение пользоваться за столом такими приборами — большое искусство, все равно, что играть на музыкальных инструментах.

Покрывало Дины стало вновь расти. Портные энергично взялись за работу, быстро исполняли заказы «Оревуар экспортс», и обрезки множились, как наносы по берегам быстро текущей реки. После ужина Дина устраивалась с лоскутами на диване, выбирая лучшие и ища подходящие сочетания.

— Новые лоскуты сильно отличаются от прежних, — сказал Манек. — Думаете, они будут хорошо смотреться вместе?

— Ну вот, опять в тебе заговорил критик, — простонала Дина.

— Квадраты, треугольники и многоугольники, — констатировал Ом. — Немного сбивает с толку.

— Прекрасное будет покрывало, — уверенно сказал Ишвар. — Только не торопитесь, Дина-бай, осторожно соединяйте куски — секрет в этом. Все эти обрезки, на первый взгляд, никуда не годятся, но только до того времени, пока не нашли себе пару.

— Именно так, — согласилась Дина. — Эти мальчишки ничего не понимают. Кстати, в шкафу много разных тканей, можете сшить что-нибудь, если хотите.

Ишвар подумал о Шанкаре — хорошо бы подарить ему новую рубашку. Он поделился с Диной своими сомнениями: у нищего полностью ампутированы конечности, на нем не держится ни набедренная повязка, ни нижнее белье, ни штаны, ведь ему приходится постоянно маневрировать и елозить по платформе. А стоит одежде соскользнуть с его талии, он становится совсем беспомощным, и тогда Хозяину Нищих приходится помогать ему.

— Мне кажется, я придумала, что можно сделать, — сказала Дина. Она отыскала свой школьный закрытый купальник и объяснила, как он сшит. Его легко скопировать, внеся всего несколько изменений — приделать рукава, воротник и сделать лиф на пуговицах.

— Прекрасная мысль, — восхитился Ишвар.

Отложив куски светло-коричневого поплина, он на следующий день захватил с собой в «Вишрам» сантиметр. Дуя на горячий чай в блюдцах, портные поглядывали в окно. Там на тротуаре Шанкар работал над созданием нового образа.

Шедший в ногу со временем Хозяин Нищих удлинил платформу. Теперь Шанкар лежал на спине и махал обрубками ног в воздухе. Яички при этих движениях то и дело вываливались из тряпок наружу. Шанкар запихивал их обратно, но это требовало от него больших усилий, и в конце концов он оставил мошонку открытой.

— О, господин, подайте денежку! — напевно повторял он, потряхивая в такт жестянкой для подаяния. Жестянка стояла у него на лбу, и он придерживал ее беспалыми кистями. Устав, он ставил ее у головы, и тогда мог махать не только обрубками ног, но и руками.