Онлайн книга «Хрупкое равновесие»
|
— Господин, подайте денежку, — робко попросил он. «Ишвар, это же я, Манек! Неужели ты не узнаешь меня?» — слова бились в нем, но не находили выхода. — «Ну, скажи что-нибудь, — приказал он себе, — скажи скорей!» Теперь стал клянчить милостыню и второй: «Подайте денежку, господин!» У него был высокий, пронзительный голос, смотрел он с вызовом и насмешкой. Нищие застыли выжидающе — протянутые руки, позвякивающие монеты. «Ом! Какое кислое у тебя лицо, друг! Ты забыл меня?» Но слова любви и печали застыли у него на губах. Безногий закашлялся и сплюнул. В слюне была кровь. Тележка покатилась дальше, и Манек увидел, что Ишвар сидит на подушке. Нет, то была не подушка, а что-то грязное и мятое, сложенное в несколько раз до размеров подушки. Лоскутное покрывало. Подождите, хотел он крикнуть, подождите меня. Ему хотелось побежать следом, вернуться вместе с ними к тете Дине, сказать ей, что он передумал. Но ничего этого он не сделал. Нищие свернули на мощенную булыжником дорожку и скрылись из вида. Только слышалось поскрипывание колес по неровным камням. Потом и оно стихло, и Манек продолжил путь. Манек торопливо прошел мимо крикетного поля, мимо палатки Бал Бабы, мимо раненого плотника на обочине и замедлил ход, только оказавшись в знакомых местах. На гостинице «Вишрам» висела новая неоновая вывеска. Теперь бывшее второсортное кафе, прихватившее соседние магазины, имело вид преуспевающего ресторана. Бессмысленно горящие на солнечном свете буквы издавали легкий жужжащий звук и вибрировали. «Заходите, ешьте, пейте, отличное кондиционирование, уют и комфорт» — гласило объявление под неоновой вывеской. Манек вошел внутрь, и его сразу подвели к сверкающему стеклянной столешницей столику. Официант в аккуратной униформе подошел с большим меню на глянцевой бумаге. Манек положил шахматы на пустой стул рядом и заказал кофе. Наступило время обеда, и в зале было много народу. Официант торопливо прошел мимо со стаканом воды: — Кофе сейчас приготовят, господин. Подождите минуты две. Манек кивнул. Из приемника, стоявшего на полке над кассой, лилась скучная инструментальная музыка, почти не слышная из-за шума в зале. Манек обвел взглядом соседние столики, за ними сидели офисные работники в рубашках типа сафари, галстуках, пиджаках, они быстро ели, а их беседа в сопровождении звякающих приборов касалась в основном превратностей бизнеса, денежных пособий, бюджета и продвижения по службе. Клиенты были новые, не похожие на крестьян и потных рабочих, приходивших сюда поесть в прежние времена. Принесли кофе. Манек положил сахару, долго его размешивал, немного отпил. Немедленно возник официант. — Все в порядке, господин? — Да, спасибо. Официант поправил солонку и перечницу и с энтузиазмом протер поднос. — Господин, теперь у власти сын премьер-министра. Как думаете, он будет хорошим правителем? — Кто знает. Поживем — увидим. — Верно. Все они говорят одно, а делают другое. — Официант отошел к другому столу, который покинули клиенты. Манек смотрел, как он собирает грязные тарелки, потом соединяет их со стопкой на соседнем столе, потом еще с одной и только после этого несет, пошатываясь, эту гору на кухню. Официант скоро вернулся и глянул на полупустую чашку Манека. — Будете есть, господин? Манек покачал головой. — У нас очень вкусное мороженое. — Нет, спасибо. — Такое повышенное внимание действовало ему на нервы — вежливая улыбка шла в новом «Вишраме» в упаковке со всем остальным. Теперь он сидит в одиночестве. А в старый «Вишрам» всегда ходил вместе с Омом и Ишваром. Они сидели здесь днем за пропахшим едой столом. А за окном катался Шанкар, махая им култышками, он ерзал на тележке, позвякивая железной банкой. Потом его сожгли на погребальном костре. Молился священник, горел сандал, дымили благовония. Завершенность. В отцовой кремации этого не было — открытый огонь все-таки лучше. По крайней мере, для живых… Группа клиентов, вставая из-за стола, шумно отодвинула стулья, их место тут же заняли новые. Они приветствовали обслуживающий персонал по именам. Очевидно, завсегдатаи. Манек взял в руки шахматы, открыл крышку и вытащил наугад фигуру. Пешка. Он покрутил ее в пальцах, отметив, что зеленое сукно у основания фигуры отстает. Официант тоже это заметил. — Купите клей «Кэмел», господин. Приклеит намертво. Манек кивнул. Он допил кофе и положил пешку в коробку. — Мой сын тоже играет в эту игру, — с гордостью произнес официант. Манек поднял глаза. — Вот как? У него есть шахматы? — Нет, господин. Своих нет. Они слишком дорогие. Он играет только в школе. — Заметив пустую чашку, официант вновь предложил меню. — Уже два часа, господин, кухня скоро закроется. У нас вкусная курица карри, бирьяни [157]. Или закуски — рулет с бараниной, пакора, пури-бхаджи. — Нет, только еще кофе. — Манек встал и пошел в глубину зала в поисках туалета. Туалет был занят. Манек подождал в коридоре, откуда он хорошо видел кипучую деятельность на кухне. Помощник повара рубил мясо, шинковал овощи, мешал, взбалтывал, на лице у него выступил пот. Тощий мальчуган очищал тарелки от объедков, а потом замачивал их в раковине. «Несмотря на весь лоск — хромированные поверхности, стекло и флуоресцентные лампы, кое-что осталось здесь и от старого «Вишрама», — подумал Манек, — плиты топят по-прежнему углем и керосином». Тут дверь туалета скрипнула, и он вошел внутрь. Когда он вышел, как раз освободился столик рядом с кухней. Манек решил сесть за него. Официант опрометью бросился к нему, чтобы напомнить, что кофе дожидается его на другом столе. — Я выпью здесь, — сказал Манек. — Здесь не самое лучшее место, господин. Шум и запахи с кухни будут вас беспокоить. — Все хорошо. Официант подчинился, принес кофе и шахматы, а потом удалился, чтобы обсудить с коллегами предпочтения и причуды клиента. Кто-то крикнул на кухню, чтобы приготовили шиш-кебаб [158]. Помощник повара подкинул уголь в плиту, а когда он разгорелся, часть его выложил на жаровню. На шампуры нанизали куски баранины и печень. Огонь пылал вовсю — повара старались изо всех сил, раздувая его. «Как любопытно разгораются эти угольки, — думал Манек, — они, словно живые, дышат и пульсируют». Сначала маленькие, чуть наполненные теплом, они постепенно накаляются докрасна, шипят и трещат, из них вырываются языки пламени, все превращается в жар, страсть, меняется на глазах, угрожает, разрушает. И потом — спад. Мягкое тепло, уступчивость и наконец — неподвижность. |