
Онлайн книга «Саботаж»
– Вам в самом деле интересно? Эдди повела голыми плечами: – У вас еще остались ваши фамильные «гаваны»? После кратчайшего колебания он вытащил из кармана «монтекристо» среднего размера и, осторожно проколов закругленный кончик, протянул ей. С сигарой в зубах Эдди наклонилась, ожидая, когда поднесут огня. Льдисто-синие глаза сквозь сигарный дым упорно и неотрывно всматривались в лицо Фалько. – Может быть, – ответила она, словно итожа свои размышления. – Может быть, мне и впрямь интересно. – Ну прекрати! – со смехом воскликнул Баярд. – Не вгоняй нашего друга в краску. – Мне кажется, это едва ли возможно. Фалько вытащил портсигар. Недомогание его вроде бы прошло, и потому он сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. Выпустил дым, взглянул на Марию Онитшу и потом с холодной улыбкой повернулся к Эдди: – Мне приходилось спать с такими женщинами. – За деньги или так? Фалько не смутился. – За деньги, конечно, – сказал он с полным спокойствием. – И с такими женщинами, как вы. – В самом деле? – В самом. А иногда – с теми и другими одновременно. – Бо-оже мой… И как же вы платите за женское мясо? За килограмм? – За тонну. Предпочтение отдаю плотному и потному. – И черному? – Да. – Как вульгарно. – Да. – И как самодовольно. – И с этим не поспоришь. – Отлично! – засмеялся Баярд. Эдди сохраняла невозмутимость, хотя Фалько не пропустил бы даже легчайшее вздрагивание ее ресниц. – Любопытно. И что же вы даете взамен? – По-разному, – он не спеша затянулся. – Когда горстку фиников, когда – жемчужное ожерелье или уместную улыбку. Зависит от колебания цен на рынке. – Мне кажется, вы переоцениваете ценность своей улыбки. – Это мое единственное достояние. Эдди продолжала смотреть на него с ледяной пристальностью: – Вы сказали, что управлялись с двумя женщинами за раз? – И чудесно управлялся. – Фалько кивнул на Баярда, который получал от диалога большое удовольствие. – И если бы не безмерное уважение, которое я питаю к Лео, предложил бы и вам испробовать. Баярд расхохотался: – Не вздумайте! Иначе – дуэль на рассвете. У входа возникла какая-то сутолока, и разговор прервался. Публика устремила туда любопытные взгляды. В зал вереницей во главе с Тони Акажу, хозяином заведения, вошли несколько человек: дамы в вечерних туалетах, их спутники – в темных костюмах, и только один, рослый и широкоплечий, – в измятом коричневом пиджаке. – Марлен Дитрих, – сказал Баярд. – Ты посмотри, кто с ней. – О нет, только не это! Опять Гейтвуд! Акажу усадил новых гостей за стол у самой эстрады. Дитрих в жизни оказалась ниже ростом, чем на экране, но это никак не ослабляло впечатление, которое она производила. Актриса была в очень – пожалуй, чересчур – элегантном черно-серебряном костюме и вела себя как героини своих фильмов. Так же двигалась и так же курила, вправив сигарету в длинный мундштук. Она отчужденно поглядывала по сторонам, с нарочитой естественностью принимая восторг, светившийся в десятках устремленных на нее глаз. И приподнимала тоненькие дуги бровей, как будто говорила с Клайвом Бруком в вагоне «Шанхайского экспресса» или в «Обесчещенной» [53] утирала слезы юному офицеру, которому было приказано командовать ее расстрелом. Гейтвуд заметил их издали. Вскинул руку, помахал приветственно, а вскоре поднялся из-за стола и направился к ним. Во рту он держал сигарету, а спиртным от него несло за метр. – А-а, и вы здесь, – сказал он с довольным видом. – Пошли к нам? – Уже поздно, Гэт, – сказала Эдди. – Вам записан прогул. Вы не пришли на мою лекцию… – Он бросил окурок на пол. – Я говорил про Испанию. Народу было битком. – У нас была назначена встреча. Гейтвуд ткнул большим пальцем себе за плечо: – Там Марлен. Узнали, наверно? Марлен! – Да, мы видели, – сказал Баярд. – Что она делает в Париже? – Снимается в очередном фильме. – А-а. – Мы с Немчурой подружились еще с тех пор, как плыли вместе на лайнере «Нормандия». – Ты ее зовешь Немчурой? – удивилась Эдди. – Ну а как еще ее звать? Она же немка, – сказал Гейтвуд, удивляясь, как можно не понимать очевидное. – И она не обижается? – Даже не думает. Она чудесная. – Мы не сомневаемся. – Пьет не хуже любого мужчины. – Еще бы. – Ну, так пересядете к нам или нет? – Ладно, Гэт. Сейчас придем. – Точно? – Обещаю. Американец уже начал подниматься, но тут ему в голову пришла идея получше. Он провел пальцем по усам. А потом протянул здоровенную ручищу, схватил бокал Эдди и выпил его одним глотком. – Я сказал, что мы с ней большие друзья? Эдди сквозь голубые кольца дыма глядела на него скучающе: – Сказал, сказал. Гейтвуд с интересом заглянул за вырез ее платья, улыбнулся Баярду и подмигнул Фалько. Очки он снял и сейчас потирал стекла о грудь рубашки. – Я вас ей представлю, Педро, будете в восторге. Не пропустите такой случай. – Игнасио, – ответил Фалько. – Что? – Меня зовут Игнасио, а не Педро. Забыли? Начо – для друзей. – Да ладно. Какая разница, а? Вы, испанцы… – Вы это уже говорили в прошлый раз – нас всех зовут одинаково. Но я – редкое исключение. Мне нравится, когда меня зовут иначе. Гейтвуд взглянул на него зло. – Приятель ваш что-то очень щепетилен, – сказал он Баярду. – Ну, ты же знаешь, каковы испанцы. – Да уж, мне ли не знать?! Не видал фотографию? Бобби Капа [54] снял, как я показываю республиканским солдатам, с какого конца заряжается винтовка. Я-то был на этой вонючей гребаной войне. |