Книга Смотри: прилетели ласточки, страница 54 – Яна Жемойтелите

Кроткая почти притекла к земле. Спина ее выгнулась дугой, тяжелый хвост с прилепившимися шариками снега царапал наст, пасть сочилась слюной. Несколько раз Черному доводилось остановиться, поджидая ее, хотя она пробиралась вперед из последних сил. Гиканье, беспорядочные выклики и стуки уже прошивали воздух, внятно различимые, недальние.

Вперед, вперед! Вот уже поредели сосны, и в просвете замаячило серое полотно озера, отчеркнутое на горизонте полосой леса. Черный рванул что есть сил и выскочил к берегу. Лед был ноздреватый, желтый, чуть подъятый весенней потугой воды, жаждавшей высвобождения. Кроткая подошла задыхаясь, вывалив язык. Оба застыли на короткое время возле самой кромки льда, наклонив головы, как бы размышляя и прислушиваясь к ходу воды под вздувшейся коркой. Уже чуть тянуло подтаявшими водорослями и что-то толкалось изнутри в лед.

Но вот заново, с расстояния минутного хода, раздалось гиканье, и едкий человечий запах, смешанный с запахом железа, попер в ноздри. Мешкать было нельзя. Черный аккуратно шагнул на лед и двинулся легко, ровно, стараясь ступать на одних кончиках лап, тут же меняя позицию, дабы не задерживаться на месте. Он слышал столь же быстрый ход Кроткой, которая двигалась за ним след в след. Порой казалось, что озеро дышит и ледяная корка раскачивается под лапами. Страха не было, была только цель, видевшаяся черной полосой леса, которая подрагивала вверх-вниз в такт бегу. Они уходили от шума, от запаха железа, который настигал-таки их с воздушным течением.

Наконец спасительный лес обрисовался явственней, волки были почти на середине озера. Еще чуть-чуть, и осы смерти, вылетающие из ружей, уже не достанут их. Черный знал по опыту своих скитаний, что двуногие не сунутся на зыбкий лед, они храбры в отдалении. Он чуть повернул голову и скосил глаз, только чтоб убедиться в близком присутствии Кроткой. Подруга малость поотстала, но шла по-прежнему по пятам. Ободренный близостью спасения, Черный пустился рысью, потом, сжавшись в тугой комок, спружинил в прыжке, толкнувшись сразу четырьмя лапами, и распрямился в воздухе телом, как тугой канат.

Едва он вновь коснулся опоры, как слуха его достиг некоторый новый, необычный звук. Черный обернулся и – застыл, прирос к месту. Пористый лед лопнул, и вот огромная рваная промоина разлезалась на глазах, отнимая его от Кроткой. Густая черная вода пожирала лед, понуждая Кроткую пятиться в страхе. Она повизгивала и, приседая, металась в отчаянии вдоль разверзнутой хляби. Черный вынужденно продвигался вперед, к лесу, к лесу, уходя от наступавшей воды. Он слышал выстрелы и зычный рев двуногих. Оказавшись в безопасности, на прочном льду, Черный остановился. Кроткая застыла в зыбком равновесии, распялив лапы и поджав хвост, полусвернувшись ежом вкруг бесценной утробы. Потом случилось некоторое затишье, момент недвижения на льду и на берегу, тишина мучительно разрасталась и, наконец, взорвалась чередой ярких выстрелов. Кроткую подкинуло с места в воздух. Шлепнувшись плашмя, она издала громкий протяжный вопль и застыла.

Ветер донес обрывки запаха свежей крови. Черный втянул воздух, насыщенный смертью, и острая тоска разрослась чертополохом в груди. Он резво пошел к недалекому лесу. И теперь единственно ветер в прибрежных ивах был попутчиком его бега.

6

– Волчица-то брюхатая была, на сносях. Тяжелая, сука. Пока волочили – пальцы поморозили.

– Волки – вот поганые твари, мясо даже вороны не клюют.

Мужики гоготали, уже подогретые водкой. Директор справил славный закусон, как и обязывался, хотя трофей промыслили всего один. Но все же, видать, здорово припугнули серых, теперь не скоро сунутся в поселок.

– А шкура, шкура-то где? – допытывался Костя у мужиков.

– На кой тебе эта шкура? Продырявлена вся.

– Не-ет, мужики, шкуру я лично одному человеку обещал.

– Подумаешь, шкурку! – выдернулся Пекка Пяжиев. – Я скольким девкам жениться обещал.

– А шкурку-то Кабоев приватизировал, – тихо сказал бригадир дядя Вася.

– Как приватизировал? – Костя даже привстал.

– А через профком! – Дядя Вася сплюнул. – Да и кому еще эта шкура потребна. А у него, значится, дети. И вот он вроде унты из энтой шкуры надумал шить.

– Так ведь… это… – Костя растерянно разводил руками. – Ну… лето скоро. Какие там унты?

– А ему-то че? Уперся рогом: унты да унты.

– Ему унты, а я обещал! Ой и пьяный я… – Костя тяжело опустился на стул, уронив голову в ладони. – В общем, хреново дело, мужики! Женюсь я вроде.

Мужики ответили передышкой молчания.

– Женишься? – дядя Вася наконец взял дыхание.

– Женюсь, ну че пристали!

– Ну ты да-ал… – выпустил на парах Пекка.

– Да пока никому ничего не дал! Шкуру я обещал ей, ну, вроде подарка. А теперь-то делать чего?

– Шкуру – выкупить! – резанул Пекка. – Кабоев мужичонка прижимистый. Он и хапнул-то ее только по жадности. В конце марта квартальная премия, не жмись, раз такое дело.

– У Кабоева шкуру перекупить премии, пожалуй, не хватит… – задумчиво выдал дядя Вася. – А ты на ком, кстати, женишься?

– Да на Пяжиевой Катерине.

– Че? На Катьке? – подскочил Пекка.

– Ну. Я… это… руки ейной прошу вроде… – Костя мялся, с трудом подыскивая слова. – Да она, почитай, и… того… не в курсе. Я только предварительно переговорил…

– Катьку взамуж взять – шкуркой не обойдешься, – быстро скумекал Пекка, даже слегка протрезвев.

– Окстись ты, Пяжиев! С меня самого родной комбинат за жисть три шкуры содрал, а взамен – фигу с маслом.

– Будет вам, мужики! – дядя Вася встрял, чуя нарождение драки, и притянул за локти Пекку на место.

– Да я ж по-родственному, – примирительно проворчал Пекка. – Я думаю так, кольцо золотое ей нужно. Все же в первый раз взамуж…

– Кольцо! Где я тебе кольцо возьму? Еще золотое! С премии бы купил-поднапрягся, да премия теперь псу… то бишь, волку под хвост.

– Без кольца Катьку тебе не отдам, – артачился Пекка.

– Без кольца, говоришь, – Костя усмехнулся незло, вроде что-то скумекав. – А ну как серебряное будет кольцо, а? Серебро сейчас вроде в моде.

Прикинув, Пекка нехотя согласился:

– Ладно, валяй серебряное. Только потолще. Тогда твоя будет Катька. Ну как, по рукам?

Мужики одобрительно зареготали, подначивая Костю. Тот хлопнул Пекку по ладони, закрепив сделку, и черный огонек занялся в его глазах.

Бухтела бабка на то, что Костя замыслил. Жены-то приходят и уходят, а Бог человеку – завсегда Отец небесный. Однако, плюнув на бабкину ворчню, Костя удалился в кузню и там переплавил свой серебряный крест на два обручальных кольца. Благо, Пекка Пяжиев ему загодя Катеринино девичье колечко подсунул для правильного размера. Знатные получились изделия: выпуклые, но вместе с тем изящные. И вот с этим подарком сунулся Костя напрямки к Катерине на работу, вынашивая мыслишку, что на людях-то она ему отказать не посмеет.