Книга Жена Болотного царя, страница 31 – Купава Огинская

— Спасибо.

— Так ведь… я же ничего и не делала.

Девушка улыбнулась.

— Ислэ мне все рассказал о том, как вы его спасли.

Наврал много, отчетливо поняла я, смущенная ее горящим взглядом. И самое поразительное заключалось в том, что врал Ислэ не о своих заслугах. О моих.

— Она что-то плохое сказала? — спросила Агнэ, когда я вышла из дома к дожидавшимся меня у крыльца эва.

— Нет. Просто… — Я не знала, как объяснить, что мне были неприятны искренняя благодарность девушки и наивная уверенность Ислэ, что я его спасла. Это заставляло меня чувствовать себя некомфортно. Будто я лгунья. Я пыталась себя убедить, что никого не обманывала, они сами все себе придумали… это не помогало. — Ничего. Пойдемте, меня еще разговор с твоим отцом ждет.

Дорога обратно вышла почему-то короче… Или это я так вперед рвалась, чтобы поскорее узнать, что за дело ко мне у Ксэнара, или показалось.

По лестнице на второй этаж я поднималась чуть запыхавшись, оставив где-то позади отставших спутников.

Ксэнар не ждал меня так скоро, мирно читал какие-то бумаги и был очень удивлен моим столь быстрым возвращением. Но предложил сесть, дал время отдышаться и начал с безопасного:

— Как Ислэ?

— Лучше, чем я думала, — призналась честно и зачем-то добавила совсем уж лишнее: — Окружен вниманием и заботой.

— Хорошо. — Он помолчал еще немного. Спросил: — Ты уже решила, что хочешь?

— Что?

— Сэнар говорил, что все тебе объяснил, ты взяла время подумать.

Понятнее мне не стало.

— О чем я должна была подумать?

Ксэнар ответил после недолгой заминки, в которую уместилось все его недоверие и непонимание:

— В ночь после нападения. Ты помнишь разговор с Сэнаром?

Я медленно покачала головой. Для меня после стычки с нечистью сразу наступило утро следующего дня. Тревожное и странное, полное смутного беспокойства. Я чувствовала, что ночью что-то произошло, но не знала что. Теперь знала.

Я пила чай с царем и забыла об этом… есть из-за чего беспокоиться.

Этот неудобный провал в памяти решено было списать на нервное перенапряжение и настойки Ллэт, которыми она поила меня в полубессознательном состоянии. А Ксэнару пришлось объяснять мне все заново. Самому.

Про положенную мне за героизм награду я слушала, постепенно закипая.

— Нас спас Ислэ. Я ничего не сделала, — ответила я резче, чем следовало бы. — Почему меня пытаются одарить, хотя я не заслужила? Если бы я не уступила Агнэ, мы бы не пошли на болота и Ислэ не ранили бы!

— Ты не виновата в том, что случилось, — качнул головой Ксэнар.

Но я чувствовала себя виноватой, чувство это было очень настоящим. А вдобавок к тому меня терзала изматывающая неясность моего положения. Мне нужно было понять, что именно происходит и что я делаю не так, и в тоже время я не хотела, чтобы все прояснялось. Было страшно.

— Рагда.

— Просто… можно мне подумать?

Ксэнар кивнул.

— Я могу идти? — спросила его, вставая со стула, но вместо ожидаемого разрешения идти услышала серьезное и вроде бы даже заботливое… хотя последнее совсем не вязалось с тем образом царя, который успело составить мое воображение:

— Что с тобой происходит?

— Да ничего. Что со мной может происходить? — растерялась я, не зная, стоит ли продолжить стоять, или нужно сесть обратно.

Ксэнар разрешил мою проблему просто — он сам встал и отошел к окну.

— Что бы ни случилось в будущем, мне хватит сил, чтобы защитить вас, — говорил царь уверенно, но на меня даже не глянул, найдя что-то занимательное в пейзаже за окном. Создавалось впечатление, что убедить он пытается в первую очередь себя.

Теперь я забеспокоилась всерьез. Значит, не так просто им далась победа, как мне показалось сначала…

Я подошла, почти подкралась, к царю, желая видеть его лицо, когда задам вопрос:

— У нас большие проблемы, да?

— Проблемы? — переспросил он, словно не понимая, что я имею в виду.

— Сэн сказал, что раньше нечисть на поселения не нападала. И Моховик… ну ведь вряд ли для него является обычным делом просыпаться посреди своего заболочивания, так ведь? Я теперь знаю, он должен был умереть в том озере и превратить его в болото. Разве нормально для такой большой нечисти пробуждаться и куда-то брести во время уже начавшегося разложения?

Ксэнар посмотрел на меня. Непроницаемый спокойный взгляд и общая скупость его эмоций злили. Я не знала, как стоит себя вести с царем. Было непонятно, раздражают его мои расспросы или нет. Признает ли он за мной право беспокоиться и переживать? Задавать вопрос.

— Мне никто не хочет говорить, сколько эва погибло. Про раненых я знаю. Двадцать семь, если считать Ислэ. А убитых?

— Шестеро. Двое разведчиков, три стражника и купец из Серебряного города.

— А Моховик?

— Мне хватило сил отогнать его от стен поселения. Моховик вернулся в озеро.

Я топталась рядом с царем, переминалась с ноги на ногу и хотела что-то сказать, но не знала что.

Ксэнар почему-то решил, что я боюсь. Взял зачем-то мою руку в свои и пожал, согревая прохладные пальцы в теплых ладонях. Считал, наверное, что это придаст особый вес его словам.

— Что бы ни происходило, я со всем разберусь. Ни тебе, ни Агнэ не о чем волноваться. А теперь иди. И постарайся скорее решить, что ты хочешь получить в качестве награды.

Руке стало холодно и пусто без чужого тепла. Сжав пальцы, я пошла к двери.

Уже на пороге меня окликнул царь.

— Рагда?

Я обернулась.

— Просто попытайся в меня поверить, — попросил он. Кивнул. — Иди.

Выйдя из библиотеки, я аккуратно притворила за собой дверь и длинно выдохнула.

Странный он все-таки, этот Болотный царь…

* * *

Ночью, чтобы я не расслаблялась даже во сне, пришел принц. С цветами.

Две помятые ромашки лежали на моей груди, когда я проснулась. Крайне довольный собой жаб устроился на подушке, рядом с моей головой.

Ночи становились холоднее, но я все равно упрямо оставляла окно в комнате открытым — так легче дышалось и крепче спалось.

За эту свою любовь к прохладе я и поплатилась. Уже в который раз.

— Теперь ты готова меня целовать? — деловито спросил он, когда убедился, что я заметила его подношение.

— Дурной знак.

— Что?

— Два цветка — к беде. — Я сняла с себя жабий дар. — Их обычно врагам отправляют как пожелание всего плохого.