Онлайн книга «Бегство от одиночества»
— Прости меня! Она продолжала безмолвствовать. Мужчина хотел коснуться губами ее ладони, но Ханна высвободила пальцы. — Я привез тебе подарок, — Айзек достал из кармана руку, раскрыл ладонь, показывая кулон с жемчугом, но она даже не взглянула. — Если не нравится — куплю другой! В ответ она безучастно покрутила головой. — Не стоит. Тебе лучше уехать. Скандал с Марвелами, дела на фабрике. Уезжай, — от ее равнодушия Айзеку стало тревожно. — Ты так легко об этом говоришь! — с огорчением заметил он. Она набрала воздуха, сцепила пальцы и выдавила из себя: — Я тебя проводила. Было тяжело, больно. Не передать словами как, но я все выплакала, и теперь тут, — Ханна приложила руку к сердцу, — пусто. Ее голос дрожал, но она говорила твердо и не плакала. — Прощайте, мистер Гриндл. — Не уеду! — выкрикнул он, злясь на свою глупость, дурацкую поездку, на себя, на нее. — Ваше право. — Ну, прости меня! — он встал на колени перед кроватью. — Прости! — но более не добился ни слова. Покидая комнату, Айзек упрямо изрек: — Я никуда не уеду! * * * Отверженный Айзек Гриндл не находил себе места. Задетый равнодушием, он решился на отчаянный шаг: стал каждый день посылать в дом миссис Грапл цветы, но и это не возымело результата. Ханна отказывалась их принимать, и посыльный вынужден был оставлять букеты под дверью. Завистливые жительницы Байборо только и делали, что распускали слухи и злословили об увлечении мистера Бернса легкомысленной кокеткой. Особенно раздражались и преуспели в этом те, кто каким-либо образом имели виды на не бедствующего приезжего джентльмена. Айзек досадовал: о нем судачили почти в каждом доме, а Ханна, знавшая, как он оберегал репутацию, этого не оценила и оставалась ко всем его порывам бесстрастной. Он пытался еще раз поговорить с ней, но в дом его больше не пустили. Холодность Ханны уязвляла гордость и собственническое чувство и все больше распаляла жажду охоты. Теперь он не знал, от чего не желает уезжать из Байборо: из-за упрямства или привязанности. А когда осознал, что отказ принять присланные им цветы — не вероломная игра, а истинное равнодушие, утратил присущие выдержку и хладнокровие. Подмечавший перемены Таггерт свысока поглядывал на нанимателя, не забывая отпускать колкости менторским тоном: — Не переживайте, Элиас! Жизнь долгая, трудности забудутся. Гриндл кривил лицо, но молчал, потому что любая попытка возмутиться, была бы похожа на оправдание, свидетельствовавшее о признании вины. Тревожный неглубокий сон не позволил отдохнуть. Проснувшись понурым утром под унылые капли дождя, барабанящего по крыше и стеклу, Айзек с трудом сел на кровати. Отсырелое нижнее и постельное белье неприятно касалось тела. И без того дурное настроение усугублялось природной серостью. После того как по Байборо разошлись слухи, что он добивается взаимности мисс Норт, к его букетам у дверей дома вдовы добавились цветы от Хоута. Ничего хорошего это не сулило. Айзек чувствовал, что Виктор Хоут перешел к открытому соперничеству, которому он сам поспособствовал дурной выходкой, когда-то казавшейся ему идеальным планом по укрощения строптивой любовницы. Оскорбленный, задетый Гриндл корил себя за излишнюю черствость, а просыпавшиеся в нем зачатки раскаяния второй вечер заглушал виски. Поплескав холодной водой в лицо и осмотрев отражение в зеркале, к горечи во рту прибавилось едкое недовольство собой. Красные глаза с полопавшимися сосудами, помятое лицо, лишенное холености… «Чтоб тебя, ведьма!» — пробухтел, вытирая лицо рукой. Хотелось есть, но не лезло, потому что надоело завтракать и ужинать в одиночку. Занудного Таггерта в расчет не брал: и без него было тошно, а уж терпеть его ехидный взгляд непереносимо. Раньше его будила она: нежными словами или распаляющими касаниями, угадывая желание; кружилась вокруг, между делом подливая или подкладывая чего-нибудь вкусного; интересовалась делами; вглядывалась влюбленными серыми глазами, опустив подбородок на сцепленные пальцы… Циничными размышлениями Айзек пытался убедить себя, что когда женится, вторая супруга будет так же заботиться, смотреть с обожанием (хотя тут все же оставались сомнения на сей счет. Местная вдова Брайли бесцеремонно предложила объединить капиталы, но она ни была настолько богата, чтобы он смог соблазниться на грузную женщину с грубым голосом и пахнущую потом). Но был уверен, что женушка не согласится развратничать в постели так же, как Ханна. Вряд ли благовоспитанная леди проникнется пониманием, зачем пороть мужа розгами, поглаживая набухающий член, не говоря уже о других пристрастиях. «Если надо, залезу в окно, но поговорю!» — решил Гриндл. Конечно, не в его привычке было идти напролом, но он обязан был с ней встретиться. Пожалуй, Айзек еще никого столь настойчиво не добивался. Проснувшийся город бурлил. Жители только и делали, что пересказывали друг другу жуткую новость, смакуя жестокие подробности. Воспользовавшись случаем, Айзек примчался к дому миссис Грапл и постучал. — Что вам надо, мистер Бернс? Мы не желаем вас видеть, — хозяйка встретила его воинственно, сжимая в руках метлу, будто собиралась отвадить надоедливого попрошайку. — В лесу нашли Сесиль. Она мертва, — отчеканил Айзек и с чувством внутреннего удовлетворения отметил, как переменилась в лице женщина. Не дождавшись приглашения, оттеснил миссис Грапл от двери и вошел. — Как вы смеете врываться! — возмутилась она, но Айзек, не слушая, по-хозяйски, торопливо начал подниматься по ступеням. На ходу стянув теплый пиджак, швырнул его на перила. — Вы не понимаете, чем это грозит? — он резко обернулся. — Если адвокат Зильберов постарается и предоставит хоть какое-то липовое алиби, Ханна снова окажется под подозрением! Миссис Грапл замерла на месте, а гость без стука влетел в комнату постоялицы. Ханна сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. На неожиданное появление Айзека отреагировала спокойно. — Уходи, — равнодушно бросила и отвернулась, делая вид, что в комнате одна. Он в два шага подошел, потянул за руку и заставил ее встать. — Сесиль мертва! У побледневшей Ханны подкосились ноги, и она опустилась на пуфик. Айзек бы торжествовал, если бы не тревожился за нее. — Понимаешь, чем это грозит? От волнения ее потряхивало, и он, пожалев, не стал продолжать пугать. — Так что не стоит дразнить меня Хоутом! Да, он хорош, как тряпка для быка. Но быстро остынет — и останешься одна! А я буду с тобой! — Мне от тебя ничего не надо, — растерянная Ханна сжимала дрожавшие руки. — Ложь! Ты рыдала, когда я уехал, потому что любишь! Да, я сделал глупость и жалею о ней, жалею, что заставил тебя переживать, но в оправдание скажу, что я испытывал гораздо худшее, когда ты пропала. Так что мы квиты! |