Онлайн книга «Бегство от одиночества»
— Хорошо, квиты. Поэтому можем по-дружески расстаться и забыть друг друга. — Вот уж нет! — взвился Айзек. — Ты любишь меня, а я тебя, поэтому даже не думай о расставании! — подперев дверь стулом, двинулся на нее. Ловко схватил за плечи, прижал спиной к стене и, наклонившись, впился губами в ее губы. Она вертела головой, вырывалась, отказываясь отвечать на поцелуй, и тогда он, сжав ее щеки пальцами, заставил разомкнуть зубы и протолкнул язык глубже. За такую наглость был укушен. Взвыв, перестал сдерживаться и вцепился в распущенные волосы. — Я люблю тебя и пытаюсь спасти. Не будь глупой гордячкой! — шептал, покрывая быстрыми поцелуями шею, плечо, висок. — Таггерт обязательно что-нибудь разыщет! Или я увезу тебя в другой штат! — Нет, — шептала Ханна в ответ, пытаясь скрыть, как на каждое его страстное прикосновение тело отзывалось желанием. Он громко дышал и горячей ладонью жадно шарил по груди, не прикрытой корсетом. Кровь побежала быстрее, щеки горели, а после того, как Айзек толкнул ее на кровать и прижался пахом к ее промежности, Ханна покраснела от стыда, потому что вопреки гордости испытывала сильное возбуждение. Однако и согласиться, сделать вид, что все забыла, не могла, — боясь, что он вновь сыграет с ней злую шутку, поэтому продолжала упорствовать. Но он не слушал. Покрыв ее лицо поцелуями, задрал подол сорочки и резко вошел. Ханна сопротивлялась, чтобы не показать слабость и радость от его прикосновений, но Айзек прижал ее руки к постели и двигался торопливыми движениями. Ханна ненавидела себя, чувствовала опустошение и в то же время какое-то облегчение. Пусть так, но Айзек любил ее, однако она переменилась, повзрослела, и ликование имело привкус горечи и тоски. — Ты ведьма! Околдовала меня! — прошептал он зло, с жаром, зарывшись носом в ее распущенные волосы. — Не волнуйся, если не сожгут, повесят, — Ханна удивилась своему спокойному голосу, ведь он только что признался в чувствах. — Убедился, что я не сбежала с любовником. Доволен? Можешь уезжать. — Я сам решу: уезжать или нет! — огрызнулся он и крепче обнял. — Ты любишь только себя. — Конечно, только из эгоизма транжирю деньги, нанимаю детектива, чтобы вытащить тебя из петли, сижу в захолустье, вместо того, чтобы заниматься делом, и строю из себя дурака Бернса! Ханна чувствовала, что он нервничает, оправдывается, и не верила ушам. — Я хочу, чтобы было все как прежде! — прошептал Айзек. — Нет. Я не хочу больше мучиться, изводиться ревностью. — Дрянь! — прошипел он, и Ханна в ответ растянула губы в вымученной улыбке. — Да, дрянь. Уходи. — Хорошо, — Айзек коснулся ее губ, нехотя встал с постели, поправил брюки, рубаху. — Но я вернусь. Пригладив волосы, открыл дверь и натолкнулся на миссис Грапл. — Вы мерзавец! — И вы не ангел. Не понимаю вашего упрямства. Хотите, чтобы ее повесили? — Мир не без добрых людей. — Это Хоут-то? Миссис Грапл прищурила глаза. — Ладно, она, но вы-то должны соображать трезво, чем все может закончиться. Мамаша Зильбер все отдаст, но у него будет алиби! — по насупившемуся, хмурому лицу хозяйки Айзек понял, что попал в точку. — Я нужен вам, а мне нужна Ханна. — Вы мне не нужны, — вскинула голову женщина. — Разве вы не хотите узнать, что убил Саймона? Уже скоро все трое сидели за столом и делали вид, что пьют чай. Вскоре пришел Лиам и, уминая пирог, принялся рассказывать новости. — Ее нашли в пролеске, у дороги. Если бы не фигура и не обгоревшие вещи, вряд ли бы Сесиль опознали, — рассказывал он. — А это точно она? — Кто же знает, миссис Грапл, — голодный Таггерт, забыв о приличиях, жевал и рассказывал, совершенно не общая внимания, что рассказывает про несчастную изувеченную жертву. — Но в пользу этого предположения свидетельствует и то, что Кристина одна. — Но кто мог это сделать? — Кто бы ни был, теперь на одного подозреваемого меньше, — философски заметил детектив и покосился на побледневшую Ханну. Мисс Норт показалась ему печальной, зато наниматель — Бернс, он же Айзек Гриндл — смотрел на нее довольно, не сводя глаз. И только частое сжатие пальцев в кулак выдавало, что он нервничает. — Не переживайте, Элиас! — с долей насмешки обратился Таггерт, — шериф попробует с собаками пройти по следу. Есть шансы, что все-таки повезет, и найдем убийцу. — Сомнительно, — вздохнула вдова. — Если следы не смыло окончательно, то влажная трава заглушит запах. — Какие у вас познания, мэм, — удивился гость. — Пусть я и женщина, но в здравом уме. — Тогда простите за спешный уход, но мне следует осмотреть место, пока любопытные горожане и помощники в розыске не затоптали все следы. Шериф разумно скрывает место, но вездесущие мальчишки! — завел руками он. — Идите, мистер Таггерт. Я дам вам с собой пирога, — вздохнула хозяйка. Лиам счастливо улыбнулся. — Вам бы, мистер Таггерт, жениться, осесть. — Угу, — кивнул детектив на ходу. — Бернс, встретимся после. * * * Лиаму достаточно было пообещать ватаге мальчишек доллар, и они с радостью проводили к жуткому месту. — Ой, мистер, она такая обгорелая! Представляете?! — рассказывали сорванцы по дороге. — И голая! Черная — пречерная! — наперебой уточняли, считая, что любая подробность интересна журналисту. А он и слушал, не перебивая, и изредка поддакивал. — А кто нашел? — Марбут. Он шел в город и наткнулся на кучу ветоши. Обрадовался и пошел собирать. А как увидел обгорелые человеческие ноги, заорал. А за ним по дороге шли лесорубы, услышали крик и подумали, что на него кто-то напал. Побежали, а тот жмется к дереву и тыкает пальцем. — А, может, он? — Не! — покали головами сорванцы. — Шериф его уже допросил. — И? — Он со вчерашнего дня пил. Видели, что он дома отсыпался. Да и сами подумайте: если знал, зачем ему орать? А еще говорят, что темнокожего видели. Он выглядывал из кустов. — Это кто ж его видел? — подталкивал Лиам. — Да вроде бы Руфь видела. Шла на занятия, и вдруг дорогу кто-то перебежал. Она испугались, остановились, но он убежал. — А лицо видела? — Не знаю. Так, болтая с мальчишками и вызнавая все слухи и домыслы, Лиам добрался до места. Чтобы сорванцы не топтались рядом, предложил каждому по десять центов, если в округе найдут что-нибудь интересное. Пока они бегали, оглядывался вокруг. Что ему сразу бросилось в глаза, так это неудобное место. |